Инструктор по выживанию. Чрезвычайное положение - Николай Мороз

Дальше вместо сериала в эфир пустили старое, черно-белое кино о покорении целины. Егор вспомнил, что видел этот фильм в последний раз, когда учился то ли в пятом, то ли в шестом классе. Он положил в рюкзак приемник, найденные в шкафу на кухне батарейки и проверил краны. Надо же, какой сюрприз – есть горячая вода, и напор приличный.

– Наверное, медведь где-то сдох, – Егор перекрыл вентили воды и газа, выключил телевизор, выдернул из розетки шнур. Все, можно отчаливать, здесь его ничего не держит. Он вышел из квартиры, закрыл дверь и побежал по лестнице вниз, подальше от тухлого запаха плесени и разложения. На улице хорошо, свежо и прохладно – идет дождь, и под порывами ветра летят с берез и тополей желтые листья. «Вот и лето прошло», – Егор натянул на голову капюшон, поправил за спиной рюкзак и зашагал к остановке. Под крышей желтого павильона он оказался единственным пассажиром. Егор уселся на лавку, поставил рядом рюкзак и смотрел то на проносившиеся мимо машины, то вдаль, в ожидании маршрутки. Через сорок минут стало понятно, что так он далеко не уедет – быстро холодает, ветер и дождь усиливаются, а общественного транспорта на горизонте что-то не видать. Пришлось подниматься и выходить под колючую морось. Попутка нашлась минут через пятнадцать, и водитель «Соболя» первым делом проорал в приоткрытую дверь:

– Только до поста!

– Ладно, – согласился Егор и уселся рядом с водилой. До поста означало до пересечения дорог, где когда-то находился пост ДПС, а сейчас на его месте кто-то предприимчивый оборудовал АЗС. «Соболь» проехал по опустевшим с началом непогоды улицам города, промчался мимо гаражей на выезде, пустырь за ними и вырвался на простор. Водитель попался неразговорчивый, он вцепился в баранку обеими руками и не отводил взгляд от дороги. Обычный плотный поток машин шел в обе стороны, в Москву и обратно двигалось примерно одинаковое количество транспорта. Егор смотрел в сторону, на тоскливые мокрые деревья узкой лесополосы, на покрытое бурой травой поле за ними. Показался и проплыл мимо основательный, двухэтажный кирпичный дом за мощным, сложенным из кирпича забором, ворота и калитка наглухо закрыты, поблизости ни души. Загавкала где-то собака, и, судя по голосу, серьезная сторожевая псина, но «Соболь» был уже далеко. По краям дороги снова пошел березняк, машина съехала на обочину и остановилась.

Егор уже открыл дверцу, собираясь выскочить под дождь, но веселенький мотивчик из динамика магнитолы оборвался, раздались позывные радиостанции. И едва только стих последний протяжный звук, в эфире раздался голос диктора. Запись это была или нет, Егор определить не смог, да особо и не старался, просто слушал, не вникая в смысл произносимых за десятки километров отсюда слов:

– Сегодня в три часа утра Президент России скончался от полученных ран, не приходя в сознание. Врачи до последней минуты боролись за его жизнь, но оказались бессильны…

Пассажир и водитель молча переглянулись и дружно уставились на магнитолу, но выпуск новостей оказался краток, диктор пообещал держать уважаемых радиослушателей в курсе событий и пропал. Егор прислушивался к себе и понимал, что слова пролетели мимо, не задев его чувства и разум, не оставив следа, и не только потому, что не имели к нему никакого отношения. Он был готов к такому исходу, финал был просто отложен во времени и вот теперь состоялся.

– Счастливо тебе, – Егор расплатился с водителем, забрал рюкзак и спрыгнул на песок обочины. От перекрестка до поселка осталось километров семь или два – два с половиной часа ходьбы. Егор посмотрел на часы – половина второго, значит, дома он будет к четырем. «В баню успею», – от одной мысли о горячей воде стало теплее, да и дождик закончился. Егор перебежал дорогу, стороной обошел заправку с выстроившимися к топливораздаточным колонкам очередями машин и зашагал по обочине. Машины неслись ему навстречу одна за другой, из-под колес летели брызги воды из луж и ошметки грязи. Егор, как мог, шарахался в сторону, уворачивался от «душа», пару раз ему даже пришлось спрыгнуть в поросшую осокой и камышом канаву, чтобы пропустить караван огромных тяжелых фур. Последняя подняла такой фонтан грязи, что Егору пришлось отступить в лес.

Он остановился у двух сросшихся берез, посмотрел машинам вслед и на дорогу возвращаться не стал, пошел дальше по мокрым листьям и мху. Еле заметная тропинка вела вдоль трассы, но скоро ушла влево, в глубь леса, и Егор шел мимо деревьев параллельно дороге. Шум двигателей и раздраженных сигналов стал тише, его заглушал шум ветра в верхушках деревьев. Егор переступал через кривые, поросшие зеленым мхом корни елей, перебирался через небольшие завалы до тех пор, пока на пути не оказалось небольшое болотце. Топкое, с ржавой водой место пришлось обходить стороной, через березняк. Здесь было так тихо, что слышался шум капель по еще не успевшим опасть листьям, Егор втягивал в себя тревожные и острые запахи леса, как взявшая след гончая.

И не зря – один за другим ему попались четыре отличных крепких боровика. Егор срезал их, придирчиво осмотрел ножки и шляпки на предмет червивости, но продукт попался отменный.

– Суп сварю, с лапшой.

Егор срезал с орешника прутик, ободрал его и нанизал грибы, как на вертел. Скоро к белым прибавились два подберезовика, еще один Егор забраковал, но частично, взял только не тронутую червяками шляпку. После березняка пошел ельник, но не глухой и мрачный, а вперемешку с ольхой, и почти на самом его краю Егору попался пень, поросший молодыми опятами. Пришлось останавливаться, искать в рюкзаке пакет и складывать в него срезанную добычу.

– А это завтра на обед пожарю.

Егор с полным пакетом в руках двинулся на шум машин. Светлый тихий березняк от смешанного сумрачного леса отделяла сухая, заросшая высокой травой неглубокая ложбина. Егор сбежал с пригорка, остановился на полпути и взял вправо. Береза упала очень удачно, корень выворота остался на месте, а вершина лежала в низине. Между толстым, с ободранной корой стволом и травой было достаточно места, чтобы стоять спокойно, сесть или вытянуться в полный рост. Егор снял рюкзак, обломал самые длинные ветви над головой и бросил их сверху на ствол, получилось что-то вроде крыши. Потом наломал лапника с ближайшей елки, бросил колючие ветки на землю и уселся на них. Помедитировал так с минуту, глядя перед собой через «занавеску» тонких, покрытых бурыми листьями веток и улегся на еловые лапы. Врезался затылком во что-то твердое, ругнулся и пошарил рукой за головой. Похоже на корень – толстый, с облезлой корой. Да, так и есть – Егор прополз на локтях в глубь «шалаша», до трухлявого, незаметного под ветками елового пенька. Вернее, того, что от него осталось после падения березы – белый, с тонкой корой ствол пришелся точно на середину пня. Кора с одного бока отломилась, покрытый лишайником «ломоть» валялся рядом. Пень держался на честном слове и был похож на гнилой зуб – в середине под «крышкой» Егор обнаружил лишь горсть сухих гнилушек.

– Вот и чудненько, – пробормотал он, вытащил из рюкзака две банки тушенки и сгущенку, убрал все в «сейф», забросал щепками и кое-как пристроил на место обломок коры. Полюбовался на дело своих рук – пень как пень, ничего особенного, его еще найти в этих зарослях надо – и снова растянулся на лапнике. – Благодать.