Исследование авторитарной личности - Теодор Людвиг Визенгрундт Адорно

Нередко утверждалось, что антисемитизм является оплотом антидемократических сил. Высказывание это звучит немного устаревшим и аполитичным: испытывающее непосредственную угрозу своему существованию меньшинство поспешно пытается завоевать помощь большинства утверждением, что сегодня на первом плане стоят собственно интересы его группы, а не интересы большинства. Однако, если вернуться к исследуемому в этой и других главах материалу, то явственно прослеживается связь между антисемитизмом и антидемократическими эмоциями. Разумеется, не все те, кто хотел бы сейчас искоренения евреев в дальнейшем, как это иногда утверждается, хотели бы сделать нечто подобное с ирландцами или протестантами. Однако ограничение прав человека, кульминацией которого становится идея особого отношения к евреям, в конечном итоге логически приводит к устранению демократических форм управления, а вследствие этого также и ликвидации легальной защиты индивида. Нередко у опрашиваемых группы N оно осознанно связывается с антидемократическими идеями. Эту главу мы завершаем двумя примерами, иллюстрирующими то, что можно обозначить как неотвратимое антидемократическое следствие антисемитизма. M106, несмотря на высокие баллы на шкалах Е, F и PEC, претендует быть демократом; однако не трудно догадаться, что у него на уме:

В то время как предложение об изоляции меньшинства противоречит основным принципам «демократического государства», которым опрашиваемый гордится, метафора о гнилом яблоке вызывает представление о порочном семени, к которому с пугающей последовательностью примыкает потенциальное желание об эффективном средстве для уничтожения этих бацилл.

Убедительным представляется извращенное представление так называемого демократа 5019, двадцатилетнего рабочего с высокими баллами на всех шкалах. Прежде всего его отличает слепое и авторитарное приятие своей скромной жизненной позиции. Тем не менее он «не переносит людей трусливых» и «восхищается настоящими вождями»:

Более умеренная точка зрения, изложенная во втором предложении, снимается убедительностью первого.

Результаты анкет по проблемам идеологии в политике и экономике проанализированы в главе III[10]. Таким образом, предметом нашего исследования являются материалы интервью по данным темам. В первую очередь нам казалось необходимым конкретизировать полученные данные. Во время изучения в главе III ответов опрошенных на политические и экономические вопросы, с которыми они сталкиваются ежедневно, мы пытались выяснить, что опрошенные «думают на самом деле»; одновременно нужно было установить, можем ли мы вообще признать достоверными мнения, выраженные большинством опрошенных самостоятельно и спонтанно. Качественные результаты исследований в силу совпадения интерпретаций с установленными ранее фактами доказывают больше, чем некие бесспорные «доказательства» того, что у опрошенных преобладает тот или иной идеологический механизм.

Мы сопоставим также наши интерпретации идеологических представлений с результатами исследований, не ограничиваясь при этом пределами высказываний, ибо они кажутся достаточно поверхностными. Наша цель — это не подведение итогов на основе количественных данных, но, как указано выше, — стремление установить связи между идеологией и психическими детерминантами.

Мы не утверждаем, что психическое является причиной, а идеология следствием, но постараемся рассмотреть их в теснейшей связи, исходя из того, что иррациональность также присуща идеологии, как внешнему поведению человека — бессознательные конфликты в психике. При изучении материалов интервью особое внимание было уделено этой иррациональности, а также тем высказываниям, которые каким-то образом свидетельствуют о динамике структуры характера. Составление таких конфигураций, где присутствуют и динамическая мотивация, и идеологическая рациональность, кажется нам оптимальным путем для доказательства следующих положений. Представленный выше материал[11] по крайней мере позволяет рассматривать структуру характера как один из детерминантов идеологии.

Но сфера, которой мы занимаемся, не допускает упрощенного толкования категорий психологии. Наше определение «потенциально фашистского характера» базируется в основном на отличиях между Н и N; если эти различия имеют место в большинстве аспектов политико-экономической идеологии и в глубинном смысле соответствуют всем аспектам идеологии, то должна существовать еще одна детерминанта, стирающая различия между Н и N и делающая невозможным однозначное толкование в категориях психологии.

Это и есть наша общая культурная атмосфера и прежде всего влияние идеологии на формирование общественного мнения. Если наш культурный климат под давлением социального контроля и концентрации технологий стандартизован в невиданных масштабах, то мы должны допустить, что мышление индивидуумов отражает не только структуру характера, но и эту стандартизацию. Структура характера обусловлена этим в гораздо большей степени, чем это может себе представить наивный наблюдатель. Другими словами, мы должны принимать во внимание, что у интервьюируемых есть некая идеологическая «общая схема», которая, ни в коем случае не являясь индифферентной к дихотомии Н и N, все же нарушает границу между ними. Наши данные вполне подтверждают, что такая «общая схема» существует на самом деле.

Основным в этой главе является вопрос, нет ли в этой идеологической «общей схеме», даже по сравнению с восприимчивостью нашего Н к фашистской пропаганде, опасности массового присоединения к антидемократическим движениям, получившим однажды мощный импульс?

Значение этого диагноза, который должны подтвердить наши материалы, очевидно: из него следует, что такой общий потенциал не может быть преодолен только воспитательными мерами на психологическом уровне. Наряду с этим требуются решительные изменения культурного климата. Этот аспект методологически важен для нашей работы, так как он несколько смягчает противопоставление Н и N, которое при абсолютизации может привести к «психологической пристрастности», пренебрегающей действующими в нашем обществе объективными и надындивидуальными силами.