Куриный бульон для души. Прощение исцеляет. 101 теплая история о том, как оставить прошлое и начать двигаться вперед - Эми Ньюмарк

– Отстаньте от меня! – ответила Венди довольно грубо. – Мне сейчас не до вечеринок! – И быстрым шагом направилась по коридору в сторону офиса.

– Зачем ты ее вообще звала? – спросила меня с досадой моя коллега-приятельница. Поведение Венди ее возмутило, и она всерьез обиделась. – Кому она нужна? Будет только своей кислой миной портить всем настроение.

Проводив взглядом Венди, я ответила приятельнице в том духе, что, может, нам лучше оставить Венди в покое и простить ее за то, что она в последний момент отказалась с нами идти. Очевидно, у нее был плохой день (на ней явно не было лица, что меня встревожило), и нам не стоило на нее обижаться, если мы не знаем, что спровоцировало ее необычное поведение.

Прошло чуть больше недели, и мы снова наткнулись на Венди у дверей офиса. На сей раз она не грубила нам, а поделилась бедой: она только что вернулась от врача, который подтвердил ей диагноз – рак поджелудочной железы.

Через год Венди умерла. Думая о ней, я каждый раз вспоминаю то поспешное суждение о ее грубости, которое мы сделали с моей коллегой. (Признаюсь, я была в недоумении от резких слов Венди, но мне и в голову не пришло, что ответила она нам так не со зла.) Мы осудили ее, даже не догадываясь, что в тот день она впервые узнала о своем пугающем диагнозе. Мы решили, что она неприветлива и за что-то злится на нас. Но если подумать – удивительно, что в тот момент она вообще была способна разговаривать с нами.

Теперь каждый раз, когда кто-то из родных или знакомых меня чем-то огорчает, или подруга злоупотребляет доверием, или возникают сложности с кем-то из коллег, – слова на холодильнике служат мне руководством к действию. И хотя прощать не всегда легко – мне удалось в значительной степени избавиться от накопленных обид, в течение многих лет повторяя эту мудрость.

Набрав знакомый номер, который, как мне казалось, знала наизусть, я приготовилась ждать соединения. Мне ответили моментально, однако голос в трубке показался странным.

– Пап, это ты? – переспросила я.

– Да, это я! – услышала я радостный ответ.

На мгновение я опешила. Я что, ошиблась? Голос в трубке показался мне незнакомым. Вероятно, сомнения возникли не у меня одной, потому что после секундной заминки мой абонент переспросил:

– Элоиза, это ты?

– Ой, простите! – смутилась я. – Должно быть, перепутала номер.

– Да уж, ошибочка… – с досадой ответил мужчина в трубке. – Вы меня тоже простите. Рано обрадовался…

Еще раз извинившись, я собралась нажать кнопку «отбой», но меня что-то остановило – то ли интонация показалась странной, то ли последняя реплика, которую произнес мой абонент, зародила во мне тревогу. Снова поднеся трубку к уху, я спросила:

– Сэр, у вас все в порядке?

В ответ я услышала тяжелый вздох, и после секундной паузы мужчина произнес:

– Нет, не в порядке.

– Могу я чем-то помочь? Может, вызвать врача?

– Какой же я наивный! – воскликнул мужчина, словно обращался сам к себе. – Решил, что это моя дочь звонит. Элоиза. Старый дурак, – добавил он в сердцах. – Она больше никогда не позвонит! И нечего надеяться. О чем ей говорить с таким отцом?.. – сокрушенно произнес он, вероятно, забыв, что я могу его слышать. Но потом он снова тяжело вздохнул и добавил, уже обращаясь ко мне: – Я так обрадовался, когда услышал в трубке ваше «Пап, это ты?»! Сам себя обманул, – заключил он с горечью.

Я была немного смущена его признанием, но все же мне захотелось как-то утешить незнакомца, которому по ошибке позвонила. Воспользовавшись паузой, я произнесла:

– Я уверена, вы хороший отец. Все родители совершают ошибки, это нормально.

– Нет, это ненормально! – перебил меня мужчина и сокрушенно добавил: – Таких, как я, не прощают.

И тут, как принято говорить, его прорвало. Он стал рассказывать мне историю, которая каким-то невероятным образом чрезвычайно напомнила мою собственную историю, случившуюся со мной несколько лет назад.

– …Элоиза дружила с парнем. Нам с матерью казалось, он полный неудачник. Совершенный ноль. Мы запретили ей с ним видеться. Пришлось надавить. Я сказал, что, если она не прекратит с ним встречаться, может забыть о том, что она наша дочь. Мы с ней крупно поссорились. И самое ужасное, что все это произошло за неделю до ее восемнадцатилетия… – Он сделал вынужденную паузу.

Я почувствовала, что голос его вот-вот сорвется, но через мгновение он возобновил рассказ:

– В свой день рождения Элоиза собрала вещи и уехала от нас. Позже она, конечно, пыталась помириться. Звонила мне… Но я сбрасывал звонки, не желая говорить. Я вел себя как идиот! – Он снова замолчал.

Я терпеливо ждала, слыша в трубке, как он борется со слезами, – давалось ему это тяжело, и рыдания все равно прорывались. В конце концов, он перевел дыхание и, взяв себя в руки, продолжил:

– Через полгода моя жена, Черил, умерла…

Ошеломленная, я попыталась вставить слова сочувствия, но мой собеседник, не отреагировав на них, продолжил говорить дальше:

– Я продал дом… В те три недели, пока я собирал вещи, готовясь к переезду, я разбирал бумаги жены и нашел в одной из записных книжек телефонный номер Элоизы. Как оказалось, они с матерью общались втайне от меня. У меня, конечно же, тут же возникло желание позвонить по этому номеру. Но я боялся, что Элоиза, услышав мой голос, нажмет «отбой». Все это было девять лет назад. Я уверен, она меня до сих пор ненавидит. И ненавидит даже больше, чем раньше, потому что… потому что не смогла попрощаться с матерью и присутствовать на ее похоронах.

Финал истории меня потряс. Я сглотнула ком, застрявший в горле. Какие слова я могла подобрать в данную минуту? Ничего в голову не приходило. Но мой абонент первым вернулся к разговору.

– Я знал, что был неправ, – произнес он. – Я понял это практически сразу, когда Элоиза уехала… Но моя гордыня… не позволяла мне это признать. Я так соскучился по моей девочке! Я потерял ее навсегда. Я скучаю по ней с самого первого дня, как она уехала…

На сей раз я все-таки осмелилась вставить слово.

– Послушайте, – сказала я мягко, но решительно. – Вы меня простите… Но я тоже расскажу вам историю…

И я поделилась с ним драмой, которая произошла в моей жизни несколько лет назад.

– Мой отец человек сложной судьбы. Трудная жизнь сделала его суровым и непреклонным. Его слово было законом в нашей семье. Он требовал от меня и братьев беспрекословного подчинения. Но со мной он был особенно строг. А по-настоящему жестить начал, когда я была подростком. Он отслеживал каждый мой шаг, точно ястреб, высматривающий добычу. Сам выбирал, какую музыку мне слушать, какие фильмы смотреть, какие книги читать. Он проверял на благонадежность всех моих друзей. Мне не позволялось оставаться на ночь в гостях, я не могла ходить на свидания. Мне не разрешалось пользоваться косметикой, носить короткие юбки, красить ногти – даже прозрачным лаком! По сути, он контролировал каждый мой шаг, каждый вздох и даже чих. В отличие от моих братьев, для меня комендантский час начинался в семь вечера. Если мне случалось ослушаться – следовало наказание. Причем мгновенное и очень жестокое, – рассказывала я незнакомцу. – Когда мне исполнилось восемнадцать, отец сообщил, что сам подберет мне мужа. У него даже кое-кто был на примете – какой-то его старый знакомый, который мне в отцы годился! Он тоже был из Польши… В общем… я, как и ваша дочь, сбежала. И пока мне не исполнилось двадцать пять, мы с отцом не общались. Замуж я вышла без его благословения и была счастлива в браке. Отец сам сделал шаг к примирению – через одного из моих братьев он пригласил нас с мужем на Рождество.