Дрезденские страсти - Фридрих Горенштейн

И Энгельс легко доказывает, что несправедливость не есть монополия капиталистического общества, что она существует с давних рабовладельческо-феодальных времен. Однако мы видим, что ни Энгельс, ни Дюринг долго ждать не собираются. Причем оба по одной и той же причине: «Производительные силы, порожденные современным способом капиталистического производства, и созданная им система распределения материальных благ пришли в вопиющее противоречие…» Далее пути их расходятся. Дюринг считает – в противоречие все с той же нравственностью. Энгельс – с самим этим способом производства. Энгельс не собирается долго ждать, ибо он верит в скорую замену капиталистического способа производства социалистическим. Что означает капиталистический способ производства, Энгельс (под Энгельсом, как мы условились, понимается и Маркс) определяет достаточно четко: разделение труда и существование свободного рынка труда и капитала. Упразднение т о л ь к о какого-либо одного из этих двух основных факторов означает не ликвидацию капиталистического способа производства, а лишь экономическое уродство, которому приданы внешние социалистические черты.

Дюринг думает иначе. Энгельс весьма остроумно смеется над этим философом действительности и заявляет: «Коротко говоря, философия действительности оказывается в конечном итоге, употребляя выражение Гегеля, «самым жиденьким отстоем немецкого просветительства»». О философе действительности номер один, расовом социалисте Дюринге, Энгельс говорит: «Этот человек расхваливает свои фокусы и свои товары под гром литавр и труб не хуже самого заурядного базарного зазывалы». Энгельс – диалектик, представитель научного классового социализма, и его ожидание близкого конца капиталистического способа производства можно понять. Всякий диалектик правильно понимает процесс, но, подобно своему учителю Гегелю, неизбежно впадает в метафизику, когда речь идет о конце процесса, об Абсолюте, о бесклассовом обществе. Но как во всяком диалектическом учении, главное не его конечный результат, а его метод. Метод же Энгельса – это преобладание экономики над политикой и переход к социалистическому обществу, лишь когда в полном объеме созреет социалистический способ производства, основанный на ликвидации разделения труда в условиях высокой механизации и культуры, а также на ликвидации в связи с этим рынка труда и капитала. Энгельс верит в свой научный социализм так же, как химик верит в эквивалентный вес метана – СН4. А если подвергнуть его всяческим насильственным реакциям? Позвольте, – скажет химик, – тогда это уже не газ метан. Это твердое тело, образующее бесцветные кристаллы, плавящиеся при температуре 21° и кипящее при 278°. Это гексадекан С14Н34… Всякий, кто убеждает в обратном, может быть назван невеждой, и его невежество может быть подтверждено научно и документально. Однако история науки чужда диалектике, и в ней важны не практические процессы, а идеологические результаты. Дюринг понял это, выдвинув теорию насилия как основу всей своей социалистической идеи. Такие антидиалектические, антинаучные личности, как Дюринг, являются любимыми балованными детьми истории, этой самой лживой из наук, но в конечном итоге в человеческой судьбе все-таки торжествует не история, а природа. Поэтому, несмотря на историческую правоту Дюринга, мы будем уповать на природную правоту Энгельса в тех местах, где он выступает оппонентом Дюринга, а не там, где он сам переходит на позиции социалистического историка-метафизика. Дюринг утверждает: «Первичное все-таки следует искать в непосредственном политическом насилии, а не в косвенной экономической силе… До тех пор пока люди будут рассматривать политическую группировку не как существующую ради нее самой, не как исходный пункт, а исключительно как средство в целях насыщения желудка, – до тех пор во взглядах людей будет скрываться изрядная доза реакционности, какими бы радикально социалистическими и революционными эти взгляды ни казались».

Это камень расового социалиста Дюринга в огород классового социалиста Маркса, провозгласившего приоритет экономики над политикой. Но ведь это и политическая программа тех, кто под флагом марксизма провозглашает приоритет политики над экономикой. Энгельс пишет: «Такова теория г-на Дюринга. И здесь, и во многих других местах г-н Дюринг просто провозглашает ее – так сказать, декретирует… И даже если бы доказательства были так же дешевы, как ежевика (слова шекспировского Фальстафа), то и тогда г-н Дюринг не представил бы ни единого».

Действительно, как мы видим, весь опыт сводится к двум мужам. «Ведь вопрос уже решен знаменитым грехопадением Робинзона, который поработил Пятницу. Это был акт насилия, стало быть – акт политический». По Дюрингу, «порабощение – исходный пункт истории. Поэтому все экономические причины подлежат объяснению политическими причинами, а именно – насилием». Энгельс замечает по этому поводу: «Представление, будто громкие политические деяния есть решающее в истории, является столь же древним, как сама историография. Это представление было главной причиной того, что у нас сохранилось так мало сведений о том развитии народов, которое происходит в тиши, на заднем плане этих шумных выступлений и является действительной движущей силой». Полемизируя с тезисом Дюринга о том, что «история до наших дней может быть сведена к порабощению человека человеком», Энгельс заявляет: «Принуждение человека к подневольной службе во всех его формах предполагает, что принуждающий имеет в своем распоряжении средства труда, с помощью которых он только и может использовать порабощенного… Вообще возникновение частной собственности отнюдь не является результатом грабежа и насилия… Грабитель может присвоить себе чужое добро, насилие может сменить владельца имущества, но не может создать частную собственность как таковую…»

По вопросу о ложности теории насилия Энгельс говорит так много, так остроумно, так аргументированно, что невольно затрудняешься, какую из цитат использовать. Он объясняет расовому социалисту Дюрингу, что буржуазия достигла своего господства «только путем изменения хозяйственного положения, за которым, рано или поздно, добровольно или в результате борьбы, последовало изменение политического строя». Классовый социалист Энгельс, так же как и расовый социалист Дюринг, предрекает гибель капиталистического строя, но не дюринговским путем политического насилия над капитализмом, а путем его, капитализма, собственного экономического банкротства. Энгельс терпеливо объясняет это Дюрингу, который – и здесь Энгельс весьма к месту использует цитату из Гейне: «Все свое невежество приобретал сам себе» – объясняет, что «насилие не в состоянии делать деньги, а в лучшем случае может лишь отнимать сделанные деньги, да и от этого не бывает много толку, как мы опять-таки, к нашему прискорбию, знаем по опыту с французскими миллиардами». (Речь идет о французских репарациях во франко-прусской войне 1871 года. Но мы, которые старше и опытнее Энгельса на целое столетие, знаем это, к нашему прискорбию, и по более современным и более трагичным примерам.)

Энгельс объясняет, что если логически следовать за Дюрингом, то «наемный труд может быть понят только как смягченная форма людоедства, которое, как в настоящее время установлено, везде было первоначальным способом использования побежденных врагов». Энгельс объясняет Дюрингу, что «рост производительных сил, расширение обмена, развитие государства и права, создание искусства и науки – все это было возможно лишь при помощи усиленного разделения труда между массой, занятой простым физическим трудом, и немногими привилегированными, которые руководят работами, занимаются торговлей, государственными делами, а позднее также искусством и наукой». И, наконец, в который раз, указывая на аргумент Дюринга, будто «политический строй является решающей причиной хозяйственного положения», Энгельс прямо предостерегает от заблуждения, «что при помощи «первичного фактора», «непосредственного политического насилия» можно переделывать «факторы второго порядка», то есть хозяйственное положение и его неотвратимое развитие; что можно, следовательно, выстрелами из крупповских пушек и маузеровских ружей стереть с лица земли экономические результаты паровой машины и всех приводимых ею в движение современных машин, стереть с лица земли результаты мировой торговли и развития современных банков и кредита».