Госпожа де Шамбле - Александр Дюма

Дорогой друг, Вы, конечно, поняли, что я задумал и зачем мне потребовался подписной лист?

Я сразу же сообразил, что это благовидный предлог для нового свидания с г-жой де Шамбле, которую я не рассчитывал увидеть до свадьбы Зои.

Когда мы приехали, я спросил, дома ли г-н де Шамбле.

Мне ответили, что он в Алансоне.

Я осведомился, принимает ли г-жа де Шамбле.

Слуга вернулся и пригласил меня пройти в гостиную, сказав, что графиня просит немного подождать.

Я огляделся вокруг: великолепные зеркала, камин с изумительной отделкой, мебель работы Буля между окнами, пушистый ковер, удобные диван и кресла по последней моде — все говорило не просто о богатстве, а о роскоши этого дома.

В то время как я рассматривал обстановку, дверь отворилась и появилась г-жа де Шамбле.

Она была с непокрытой головой, с кружевным платочком на шее и нарциссом в волосах — этот цветок выглядел столь же белым и бледным, как молодая женщина.

Я поклонился и сказал, тщетно скрывая свое волнение:

— Простите за беспокойство, сударыня, я спросил господина де Шамбле, но мне сказали, что он в отъезде. Тогда я послал узнать, принимаете ли вы, отнюдь не надеясь, что вы окажете мне такую милость.

— Мне доставляет истинное удовольствие видеть вас, сударь, — ответила г-жа де Шамбле, — так как после нашей встречи я не раз упрекала себя за то, что не поблагодарила вас как следует от имени людей, которых вы осчастливили. А теперь, когда вам стало спокойнее на душе, садитесь, сударь, и расскажите, если только это можно доверить женщине, что привело вас к моему мужу.

— Боже мой, сударыня, — ответил я, — признаться, вопрос о господине де Шамбле был задан лишь для того, чтобы соблюсти приличия. По правде говоря, мне хотелось видеть именно вас.

Она встрепенулась.

— Может быть, вы предпочитаете, сударыня, чтобы я употребил другое выражение? Я приехал к вам по делу.

Госпожа де Шамбле улыбнулась, и я продолжал, ободренный ее улыбкой:

— Сударыня, когда вы любезно разрешили мне принять участие в судьбе вашего подопечного, я имел честь говорить вам, что вспомню о вас, как только представится случай совершить благое дело.

Молодая женщина вздрогнула.

— Этот день настал, сударыня. В маленькой безымянной деревушке случилась беда. В результате пожара почти все дома в ней сгорели. Кюре из Рёйи взялся собирать пожертвования для пострадавших. Он приходил сегодня к Альфреду, но моего друга не оказалось дома. Я взял у священника подписной лист и внес деньги, затем заехал в префектуру за взносом Альфреда, а теперь прошу милости у вас.

Бледные щеки г-жи де Шамбле покрылись ярким румянцем. Мне показалось, что женщина дрожит, и я увидел, как она вытерла капельки пота, блестевшие у нее на лбу.

Внезапно она улыбнулась, словно ее осенила какая-то мысль. Сняв с пальца кольцо с бриллиантом, она встала и протянула его мне со словами:

— Держите, сударь, вот мой взнос.

Я посмотрел на графиню с удивлением.

— Вы отказываетесь? — спросила она.

— Нет, сударыня, — ответил я, — но я вас не понимаю. Это кольцо стоит пятьсот франков, не считая оправы, которую, полагаю, делал сам Фроман-Мёрис.

Госпожа де Шамбле молчала, по-прежнему протягивая мне кольцо.

— Сударыня, я пришел просить у вас обычное подаяние, — продолжал я, — вроде того, что кладут в церкви в сумку сборщицы пожертвований. Скажем, один луидор.

Моя собеседница печально улыбнулась. (Друг мой, мне никогда не забыть этой улыбки!)

— Господин де Вилье, — промолвила она, — такому человеку, как вы, можно сказать все; такому сердцу, как ваше, можно довериться.

— Говорите, сударыня.

— Так вот, случается, что женщине, которая не распоряжается своим состоянием, легче отдать кольцо стоимостью в пятьсот франков, чем… один луидор.

Госпожа де Шамбле опустила кольцо на мою ладонь и вышла, приложив к глазам платок.

Прежде чем она закрыла за собой дверь, до меня донеслись звуки рыдания.

Я еще раз оглядел гостиную, и царившая в ней роскошь привела меня в ужас.

— О Господи! — прошептал я. — Возможно ли, чтобы у женщины, которая принесла своему мужу двухмиллионное приданое, не осталось через четыре года замужества ни одного луидора для погорельцев! О Боже, Боже! Госпожа де Шамбле беднее и несчастнее тех страдальцев; она заслуживает сожаления больше, чем те, кому она дала подаяние!

Приложив кольцо к губам, я выбежал из гостиной. Мне не хватало воздуха, я задыхался.

Эта женщина ни разу не пожаловалась в письмах своей кормилице, позволяя ей верить, что она счастлива.

Госпожа де Шамбле и в самом деле была ангелом!..

В тот же вечер я отнес кюре тысячу франков: четыреста франков от лица Альфреда и шестьсот франков от имени г-жи де Шамбле. Эти шестьсот франков составляли стоимость кольца по оценке лучшего ювелира Эврё.

Я не забыл, что Грасьен, будущий супруг Зои, сказал мне: «Я верю, что когда-нибудь получу тысячу экю в наследство от американского или индийского дядюшки, которого у меня нет, и тогда заведу собственное дело».

У меня еще оставалось пять тысяч пятьсот франков от моего выигрыша, и триста франков, как говорил Грасьен, должна была вернуть мне Зоя.

На следующий день после свидания с г-жой де Шамбле, во время которого я приподнял край завесы, окутывавшей ее жизнь, что произвело на меня чрезвычайно сильное впечатление, я выехал в Берне, снова ничего не сказав Альфреду: мне не хотелось никого посвящать в свои дела.

Впрочем, мой друг, следует отдать ему должное, никогда не задавал вопросов.

Я лишь спросил Альфреда, можно ли взять дня на два-три одну из его верховых лошадей, и, получив утвердительный ответ, приказал оседлать коня, навьючил его легким багажом и поехал в Берне окольным путем, так как не желал выдавать своих планов.

Целью моей поездки был Берне.

Я сделал остановку в Бомон-ле-Роже, чтобы дать передышку лошади, и два часа спустя прибыл в Берне, где остановился в гостинице «Золотой лев».

Я совсем не знал Берне, так как мне еще не доводилось здесь бывать, и поэтому был вынужден навести справки у хозяина гостиницы.

Прежде всего я спросил, где находится поместье г-на де Шамбле.

Оно было расположено на Курских холмах, в долине Шарантон, обязанной своим названием здешней реке. Эта прелестная речушка извивается по краю парка и служит его естественной границей несколько ниже того места, где два ее рукава расходятся возле церкви Культуры (так ее называют местные жители), а затем вновь соединяются за пределами города, продолжая струиться к югу.