Дневник самоходчика. Боевой путь механика-водителя ИСУ-152. 1942-1945 - Электрон Приклонский

Командир нашей батареи – лейтенант Франчук, смуглый, чернявый, с приятными чертами лица, очень энергичный, подвижный и веселый, неразлучен со своей черной кожанкой. Именно таким почему-то мне представляется настоящий танкист.

23 июля

Вечером полк выстроен в полном составе. Нам прочитан приказ на марш к станции погрузки и о порядке погрузки. В несколько минут весь наш лесной лагерь был на колесах и гусеницах. Заработали двигатели автомашин, тракторов и самоходок, выезжающих друг за другом на лесную дорогу и постепенно образующих внушительную колонну. До станции Пушкино всего несколько минут ходу – и вот мы уже грузимся по подразделениям. Платформы погрузочные – боковые, как и в Челябинске. Ставил машину на железнодорожную платформу всего лишь второй раз в жизни и очень опасался при этом, как бы не завалить машину: ширина тяжелого танка такова, что его опорные катки стоят на самом краю платформы, а наружные концы траков даже выступают за ее пределы. Но все обошлось. Под руководством Петрова, который до последнего, тяжелого ранения был сам водителем тридцатьчетверки, наша самоходка надежно закреплена: первая и шестая пары опорных катков упираются в шпалы, прочно прибитые железными костылями к дощатому настилу платформы, а передние и задние буксирные крюки крест-накрест соединены с рамой платформы толстыми проволочными растяжками, туго закрученными с помощью лома. Можно было ложиться отдыхать в теплушке.

24 июля

На рассвете эшелон тронулся. Куда? Этот вопрос волнует всех, но мы только можем строить разные предположения. Скорее всего, туда, согласно решили все, где мы всего нужнее. Фронтов много – что зря гадать. А состав с Окружной дороги взял курс на юг.

На первой же остановке осмотрели с Петровым крепления. Все в порядке: даже растяжки не ослабли.

26 июля

Утром комбаты были вызваны в штабную теплушку к командиру полка, и вскоре от вагона со складом боеприпасов потянулись к теплушкам своих подразделений бойцы, нагруженные ящиками с гранатами или вещмешками с коробками автоматных и винтовочных патронов. Пулеметов на наших СУ нет, поэтому три человека из экипажа, в том числе командир машины, вооружены автоматами ППШ, а механик-водитель и наводчик – наганом или пистолетом. Сверх этого, на брата приходится по пяти оборонительных гранат Ф-1 (лимонок).

Поздним вечером, часов около двадцати трех, в темноте, на какой-то станции, едва наш эшелон двинулся дальше, локомотив врезался в четырехосный груженный углем вагон, по неизвестным причинам оказавшийся на выходном пути. К счастью, состав не успел набрать еще скорости, поэтому при столкновении ни одна из машин не свалилась с платформ, но кое-кто из ребят, спавших или просто лежавших на верхних нарах теплушек, посыпался вниз вместе с досками. Пострадал один человек – дежурный по паровозу («впередсмотрящий», как говорят моряки) лейтенант Арсланов. Он не растерялся и голосом предупредил машиниста об опасности, но не успел сам уйти с передней площадки паровоза и был сильно помят. Арсланов – командир КВ, командирского танка, единственного в полку. Пострадавшего отправили в госпиталь. Это наша первая потеря.

27 июля

Утром застряли около останков какой-то маленькой станции. Ночью здесь была бомбежка. Насыпь почти перерублена огромной бомбовой воронкой, вместо левого пути торчат скрюченные рельсы с висящими на них шпалами, но на правом пути ремонт уже подходит к концу. Десятка два железнодорожников и солдат, очевидно саперов, трудятся в поте лица. Им на помощь пришли все свободные от нарядов и дежурств люди из нашего эшелона. Большая часть из них принялась восстанавливать и уплотнять левую часть насыпи, вторая группа – демонтировать поврежденное полотно, третья – присоединилась к тем, кто укладывал и крепил рельсы нашего пути.

Во время работы узнаю у рабочего, что мы находимся в Курской области. Значит, едем туда, где совсем недавно, в этом месяце, отгремело еще одно гигантское сражение.

Заканчивалась наша формировка в Челябинске, когда радио сообщило о начавшемся 5 июля наступлении немецко-фашистских войск в районе Орловско-Курской дуги. Фашистское командование около трех месяцев тщательно разрабатывало план этой операции, скрытно перебросило свежие силы на главные направления удара. Особенно много было танковых и мотомеханизированных соединений и частей, которые применялись массированно. Впервые были использованы в деле новые немецкие танки: Т-V («Пантера») – средний танк, немного полегче весом нашего тяжелого, и Т-VI («Тигр»), а также тяжелая самоходно-артиллерийская установка «Фердинанд», имеющая лобовую броню свыше 200 миллиметров и орудие калибра 105 миллиметров, у «Тигра» и «Пантеры» пушки были соответственно 88 – и 75-миллиметровые. Пушки на новых машинах длинноствольные, сильные и снабжены великолепной оптикой, особенно у «Тигра». Обо всем этом мы уже знали из специального инструктажа, данного нам еще до отъезда на фронт. Черт возьми, так и не удалось взглянуть в Пушкине на Акулову гору, упомянутую Маяковским. Что она такое, гора на пригорке?

Как и следовало ожидать, немцы в своей операции по ликвидации курского выступа хотели применить свой излюбленный прием охвата с помощью «клиньев», а затем полного окружения и уничтожения наших войск, попавших в «мешок». С этой целью на участке Центрального фронта начала наступление орловская группировка врага, нацеливаясь главными силами на Ольховатку, на участке Воронежского фронта главный удар противник наносил на Обоянь.

Однако у фашистов на этот раз ничего не вышло. Потому что, во-первых, наша оборона была глубоко эшелонирована и хорошо подготовлена к отражению возможного вражеского удара. Каждый командир и боец ясно представляли свои задачи и были настроены выполнить их во что бы то ни стало. Во-вторых, в тылу Центрального и Воронежского фронтов на случай прорыва вражеской «свиньи» заранее развернулся Резервный фронт. (Он уже переименован в Степной фронт, и, наверное, в распоряжение его командования и направляется наш полк.) В-третьих, на участках наших фронтов было сосредоточено достаточно различной боевой техники, не уступавшей по количеству вражеской. В-четвертых, буквально перед самым началом немецкого наступления по скоплениям вражеской техники, по огневым позициям немецкой артиллерии был нанесен страшной силы артиллерийский контрудар, который не только ошеломил неприятельские войска, готовые ринуться вперед, и сильно озадачил фашистских генералов, но и вызвал у врага значительные потери.

Через два часа нам приказано было закончить работу, и мы бросились умываться, благо вода около станции все-таки имелась. Раздевшись до пояса, поливаем друг другу из котелков. Только намылил как следует лицо и шею, паровоз свистнул, вагоны задергались, и я, едва успев промыть глаза, подхватываю с земли влажные от пота гимнастерку и нательную рубаху, уже на ходу залезаю, схватившись за протянутую руку Петрова, в теплушку. Эшелон медленно отъезжает, самоходчики и железнодорожники дружески машут друг другу на прощание. Вытершись «без паники», напяливаю гимнастерку и только теперь, холодея, обнаруживаю, что нет моего поясного ремня с кобурой. Они остались лежать возле груды кирпича. Докладываю комбату и прошу разрешения возвратиться за наганом: отъехали недалеко, а полк можно догнать со следующим эшелоном. Но Франчук категорически запретил, так как мы уже в прифронтовой полосе и неизвестно, где и когда будет выгрузка. Доводы его резонны, и оставалось только ждать справедливого наказания за разгильдяйство. Оно состоялось скоро, на следующей остановке, когда комполка вызвал к себе в вагон комбатов и других командиров и начальников на совещание, на котором было доложено о ЧП в нашем подразделении. В результате «схватил» 8 суток домашнего ареста, условного, конечно, учитывая обстановку. «Арест» заключался в удержании 50 процентов зарплаты за эти дни, а наган-то, должно быть, стоит гораздо дороже... Я ожидал худшего. На душе как-то нехорошо. Что за ротозейство! Неужели нельзя было оставить ремень на себе? Расположился, словно на пляже. Самобичевание мое вскоре было прервано: в теплушке вдруг коротко прострочил автомат и сразу испуганно смолк. Все вскочили с мест, недоумевая. На верхних нарах послышалось предсмертное хрипение. Внизу ссутулился бледный, без кровинки в лице, лейтенант Беспалов, командир машины. Он протирал свой ППШ, не сняв диска, и автомат случайно сработал, убив наповал спящего наверху сержанта... После этого трагического происшествия все диски в эшелоне были убраны в подсумки. Вот уж действительно, пока гром не грянет... А полк, еще не добравшись до передовой, потерял второго человека.