Новая инквизиция. Кто мешает русскому прорыву? - Максим Калашников

Ну, а новая, научная инквизиция прекрасно скрещивается с засильем старых монополий на рынке, которые мощь свою воздвигли на технологиях прошлого уклада. И тогда они становятся союзниками, и давят новое.

Академия наук с 1960 года все более подчеркнуто отстраняется от прикладных, жизненных проблем, замыкаясь в «чистой» фундаментальной науке. Она не хочет создавать сильных прикладных и инновационных структур. Она не хочет опытным путем – как академики самых первых академий XVII столетия – экспериментами проверять или опровергать новые идеи. Но зато Комиссия по лженауке РАН выдвигает такие критерии распознания лженауки, что сделали бы честь и старой инквизиции. Итак, в лжеученые ты можешь попасть, если у тебя нет предшественников. Если ты не можешь предъявить кучи научных публикаций. Плевать на то, что ты создал реально работающую установку на принципе, который переворачивает прежние представления, и потому можешь подтвердить свои утверждения экспериментом. Начхать на то, что ты сделал в одиночку или малой командой то, над чем безуспешно бились целые институты, причем десятками лет. Все режется на корню: «А где – ваши предшественники?» «А где ваши научные статьи?» Реальная практика, получается, ничего не значит и не является доказательством. Установка работает, хотя вроде бы не должна работать? Тем хуже для вас. Мы даже на нее смотреть не станем, а тем паче – что-то проверять экспериментами. Мы вас просто объявим лжеученым.

Без новых знаний и фантастически прорывных технологий нам – смерть. У нас просто нет ничего другого, чтобы компенсировать невероятные, тяжелейшие потери, нехватку молодых людей, колоссальный провал рождаемости после расчленения СССР.

Но ради того, чтобы искать новые знания и сумасшедшие изобретения, нужно для начала избавиться от научной инквизиции. Ни в коем случае не громя Академию наук и сложившейся науки, нужно заставить их соревноваться с гениями. Надо создать им конкуренцию и не давать подавлять то, что им неугодно по совершенно не научным причинам. С моей точки зрения, и Фоменко с Носовским, и Петрик и Уруцкоев, и многие другие крайне полезны. Понеже оные «лжеученые» задают сложившейся науке «неудобные вопросы», ставя ее перед фактами и заставляя ее искать ответы. Они не дают ей закоснеть в самодовольстве.

Надо кончать с кругляковщиной (по фамилии первого главы Комиссии по лженауке). Ибо времени мало, а запас гениев – уменьшается. Это в СССР их производили в избытке. Нынешняя РФ в этом смысле – болото. Нужно успеть задействовать наши мозги. Ибо если сделать это, то удастся подтянуть к ним мозги из остального мира, разных языков и национальностей. Начав невиданные проекты и снова пожелав невозможного, мы превратим в русских всех, кто приедет к нам, чтобы участвовать в Чуде.

Вот почему нам нужно для начала бороться именно с «кругляковщиной» («александровщиной»), а не с «острецовщиной», не с «петриковщиной», не с «казначеевщиной» и не с «юницкийщиной». Для начала нужно покончить с инквизицией «признанных специалистов», снять кандалы с племени Прометеев. Первыми в мире. Иначе никакого рывка из лап смерти у русских не получится.

Жестоко? Зато правдиво.

Самообман – штука опасная. Нельзя рассчитывать на то, чего не существует. Нельзя закрывать глаза на то, что происходит, и то, что так или иначе придется делать.

Друзья мои! Мы можем засвидетельствовать: есть изобретения и открытия, придти с докладом о которых в собрание современных научных мужей (в ту же РАН, например) – все равно, что пытаться рассказать о теории эволюции или об известном теперь строении Вселенной в синклите католических кардиналов году этак в 1410-м. И там, и там тебя объявят опасным еретиком. Правда, в нынешнем мире тебя не поджарят заживо, но это – единственная разница. Есть вещи, существование которыхуже бесспорно и обнаружено вполне научным путем, однако которые начисто отрицаются материалистической наукой нынешнего типа. Совершенно также, как когда-то открытия Галилея, например, преследовались религией, в Средние века вобравшей в себя науку и сделавшей ее служанкой церкви.

Как пишет создатель проекта «Вторая физика» Владислав Жигалов, существует «страх выйти за границы дозволенного. Есть очень распространенный миф: наука смело исследует еще не освоенные территории, и чем смелее, ярче и необычнее полученный результат, тем ближе первооткрыватель к Нобелевской. Здесь общество пребывает в серьезном заблуждении. Вся история науки блестяще подтверждает тезис о том, что истина рождается как ересь, а умирает как предрассудок. Ересь же во все времена строго карается – пропорционально степени этой ереси.

Можно схематично представить зависимость готовности принять научным сообществом новое знание от его смелости и новизны. Эта зависимость напоминает нормальное распределение: самые смелые идеи, находящиеся довольно далеко от ожиданий основной массы ученых, воспринимаются с великим трудом, как и те идеи, которые не имеют вообще никакой новизны. Между ними есть некоторый максимум принятия результатов. Промежуточные по новизне результаты принимаются наиболее охотно. Продвижение в предсказуемом направлении, желательно в некоторой модной в данный момент времени области, – вот проверенный рецепт успеха в современной науке.

Но не дай бог совершить большое открытие там и тогда, где научное сообщество не готово его принять. Победителей будут судить очень предвзято и очень жестко, и в некоторые эпохи могут вынести самый настоящий смертный приговор, хотя чаще всего все ограничивается отказами публикаций в рецензируемых мейнстрим-журналах и заявок на гранты. В наше время существует очень четкая граница в научных исследованиях, переход которой карается отлучением от научной церкви: граница парадигм. И существует очень сильный страх перед тем, чтобы не то что переступить ее, но даже двигаться по направлению к этой тщательно охраняемой границе. Каков механизм этого страха, и где его корень?»

В. Жигалов, как вполне советский ученый, видит, как и мы, три парадигмы развития науки.

Первая – религиозно-мистическая. Ну, то самое состояние науки как служанки церкви. Непререкаемый авторитет Священного писания, отцов церкви и объявление непогрешимой истиной положений философов, признанных церковью. В ту пору, конечно, были величайшие достижения человеческой мысли, но Великая чума четырнадцатого века, опустошившая Европу, показала, что такая наука не в силах решить проблем элементарной санитарии.

Вторая парадигма – материалистическая. Та, что смела религиозно-мистическую и обеспечила человечеству небывалый взлет могущества. Материализм рассматривал сознание как сугубо производное от материального. Объективная реальность (вспомним ленинское определение) есть то, что существует вне зависимости от нашего сознания и дано нам в ощущение.

– Материализм всем хорош, и даже послужил фундаментом для современной западной цивилизации, – говорит Владислав Жигалов. – Однако он до сих пор не смог объяснить феномен сознания человека и сам феномен жизни. И он совершенно не годится для объяснения некоторых твердо установленных научных фактов. Факты эти крайне неудобны для любого материалиста. В основном речь идет о непосредственном влиянии сознания на физическую реальность – то, что стало принято называть психофизикой. Добавим сюда феномены воздействия на физические объекты по их информационному образу (фотографии), и обратный процесс – считывание «скрытых параметров» объекта по фотографии. И это не фантазии, это твердо установленные научные факты, некоторые из которых уже используются на практике в промышленных технологиях. Например, в геологии.