Север в сердце - Марьяна Брай

- А где она сейчас? Где Оми?

- Она ее увела в женский дом.

- Что в женском доме, Сига, гарем?

- Что такое гарем, Сири?

- Ты же была в женском доме?

- Муха́ра водила нас с Оми туда. на верхнем этаже живут его жены. Их пять или шесть, я не поняла, может там были и служанки. А на первом живут ассары. Но у них есть дети, Сири, там в одной комнате живут человек двадцать, и там младенцы и дети лет до шести. Там, наверно, десять детей - они на руках у матерей, которые кормят их грудью, они бегают между ними. Там ступить негде - везде кто-то сидит или лежит. Там тепло, но пахнет просто ужасно - они моют ноги, после туалета моются из чайника, но тело полностью они не моют, и голову не моют. Они ждут лето, говорят, что в холод нельзя мыться -– можно умереть.

- Она не заставляла вас остаться там?

- Я подумала, что эти ассарки тоже почти жены господина, и отвернулась к двери, не захотела остаться там. Оми повторила за мной. И тогда нам стали давать только этот бульон, который становится мучным киселем, когда там сварят это тесто. Сначала мы не ели, а потом я просто не смогла ходить голодной.

- Там, внизу, есть еще женщины в цепях. Ты не говорила с ними?

- Одна плакала постоянно, когда мы пришли, и я погладила ее, и спросила болит ли у нее что-то. Тогда Мухара избила ее полотенцем. Не меня, а ее – теперь она сама держится от меня подальше. Я боюсь, что меня заберут обратно, Сири.

- Попробуем оставить тебя здесь. Но я не знаю, что будет с нами, Сига.

Когда Харками не было, мы смотрели в щели в полу – мужчин кормили, хоть и редко, и недостаточно.  Они почти постоянно спали, видимо, после ран и от маленького количества пищи.

Вечером резко открылась дверь и вошел Харкам. За ним вошли три его сына, и четыре женщины в покрывалах. На их руках были дети. Двое совсем младенцы, один лет трех, и один лет пяти. Он указал всем сесть. Я не готова была к представлению, но они никогда не были на приеме у психолога, значит, представим, что семья не дружная, и попробуем с ними поработать. Только, вот, они не должны возлюбить друг друга.

Я посмотрела на старшего сына Харкама. Ему лет двадцать – двадцать три, он не похож на отца, если это и правда, его отец. Но он копирует его мимику – так же кривит губы – выглядит это так, словно у него сохнет нос, и он подтягивает губу вверх, тем самым расширяя ноздри.

- Говори, - я резко заговорила со старшим.

- Что говорить? – парень был борз и самоуверен. Конечно, старший сын, он уверен, что он ближе всех к отцу и именно он унаследует его хар.

- Всё! – я выдохнула ответ и стала смотреть на пол.

- Я Харас, - уверенности ему было не занимать, и он, как и я, замолчал и начал кривить верхнюю губу, выражая свое неуважение ко мне. Он явно был уверен, что все эти легенды, о которых говорит отец – старье.

- Что ты хочешь, Харас?

- Служить своему господину – моему отцу! – он даже наклонился, чтобы прокричать мне это в лицо.

- Врешь. Ты хочешь занять место своего отца! – я тоже наклонилась и выкрикнула это в его лицо, зеркаля его поведение.

Он не ожидал, во-первых, такого поведения от женщины, во-вторых, такого отношения к себе, а в-третьих – правды, или того, что отец поверит мне. Средний сын не дрогнул – он просто рассматривал меня и Сигу с первой минуты, как вошел в комнату. У младшего расширились зрачки и быстро дрогнули и опустились брови, будто на секунду он подумал: «Да нет, не может быть, ты не откроешь мои тайны».

Харкам сейчас смотрел в глаза своего старшего сына, который был растерян, и его былая уверенность рассыпалась, как карточный домик. Парень, наконец, взял себя в руки и посмотрел на отца. И я решилась на «контрольный»:

- Ты ждешь, когда он погибнет в бою, чтобы занять его место, чтобы больше воевать, брать больше земель, больше ассаров, а не сидеть здесь, не строить хар, - я говорила, а они смотрели друг на друга, и в момент, когда сына трогали слова, он менял взгляд на все более и более затравленный.

Средний сын – мальчик, лет семнадцати. У него редкие еще усы, мягкий и внимательный взгляд черных глаз, тонкий нос и полные губы, уголки которых он то и дело чуть поднимал, словно тайно улыбаясь своим мыслям. Вот кто мой самый главный враг. Он думает, сопоставляет. Он размышляет, и он, как настоящий правитель умеет контролировать свои эмоции.

Младший был сейчас по-настоящему напуган. Малыши начали плакать, и женщины ходили из угла в угол, качая их, и пытаясь успокоить. Сколько там детей, говорила Сига? Я протянула руки к одной их женщин, что проходила мимо, и попросила ее ребенка. Пеленка была жесткой и мокрой. И мокрое пятно было сверху, на животе.

Я положила кулек рядом с собой и попросила вторую женщину с младенцем передать его мне. Она отдала. Он был сухой, но ерзал – наверно, хотел есть. Черт, это рабыни или жены?

Дети теперь лежали перед Харкамом, и раздражали его своим ревом. Он смотрел на сына, который теперь опустил голову.

Я переключилась на младшего, который испугался, когда увидел, что я смотрю на него вопросительно.

- Говорить? – его голос дрожал и срывался, руки он сжимал в кулаки.

- Нет, ты ничего не говори. Слушай и смотри.

- Ты говори, - я обратилась к среднему брату, который теперь интересовал меня больше всего.

- Я Харэм. Я не хочу править, я не хочу новых земель и ассаров. Я хочу узнать откуда на нашей земле парящая вода и черная глина, которая горит, - у него не менялось выражение лица. Если бы я хотела Харкаму добра, я смогла бы убедить его, что с Харэмом его люди скоро станут самыми сильными в этих землях. Но самыми сильными здесь должны быть мы.

- Земля давно дала пар? – я смотрела на него с улыбкой.

- Когда на эти земли пришли харкамы, они уже были.

- Значит, земля подарила их не вам, вы просто взяли воду и черную глину.

- Но мы знаем, что это для нас, только не знаем, что еще может эта вода и земля.

Мне хотелось сказать, что эта вода, в первую очередь, может отмыть вас, но с этим мальчиком будет тяжелее всего.

- Идите, - я сказала это всем, но, когда старший стал подниматься, я взяла его за рукав, и он больше не смотрел на меня с отвращением. – Ты, расскажи все Харкаму, иди, и расскажи прямо сейчас – что думаешь и хочешь. Обманешь – будет беда.

Он мотнул головой. Женщины подняли детей, и вышли. Старший двинулся за женщинами. За ним младший.

- Ты придешь, когда будет светло, - я сказала в спину среднему, а он обернулся и улыбнулся мне.

Харкам вышел последним, и следом за ним Мухара принесла привычное блюдо с мясом и кусочками теста. Мы с Сигой молча ели. Надо выяснить – что есть на их кухне. Невозможно есть одно и то же. Да и пользы никакой. Первые два дня я радовалась мясу, а сейчас хотела хлеба и овощей, или крупу. Сига пока ела с удовольствием. Я отдавала ей все молоко. Мне кумыс придавал сил – чуть газированный, с легкой кислинкой, после кружки такого молока, как после хорошего отдыха, прибавлялось сил.