Империя Зла - Юрий Никитин

Лицо Яузова побледнело, вытянулось, щеки обвисали, но глазаблестели как у кота, спершего из кухни толстую жирную рыбу. Да и остальныедвигались и говорили жарче, чем принято ожидать от правительственныхчиновников. Воздух был пропитан лихорадочным возбуждением. Страну развернутьтруднее, чем авианосец на полном ходу, да еще вот так, когда здесь то рвется,то ломается.

Яузов охрип, раздавая распоряжение по мобильному. Мы ужезнали, что когда заподозрил, что начали притормаживать... только заподозрил,тут же в отставку отправил два десятков генералов, еще пятеро из военноговедомства вдруг одновременно передали свои роскошные дачи под ясли и детскиесадики, а несколько крупных работников со звездами на погонах нашли своикабинеты опечатанными.

– Парочку расстрелять бы, – приговаривал онмечтательно. – Эх, туго внедряется ислам! Вот бы Кречет по-петропервился,тот даже бороды стриг...

Коломиец не понял:

– А при чем тут ислам?

– А я бы их судом шариата. Военно-полевым во имяАллаха! Утром арестовал, а вечером уже закопали бы.

Может, он и шутил, но лицо оставалось серьезным, в глазахбыла злость. Похоже, для ускорения реформ в армии он положил бы под танковыегусеницы всех несогласных с ним генералов генштаба.

Да только ли Яузов, сказал я себе трезво. Вон Коган вовсеготов обокрасть форт Нокс, только бы экономика России получила дополнительныевливания. Оправдание у министра финансов чисто пролетарское: грабьнаграбленное, а ведь почти не шутит, Сказбуш, не моргнув глазом, взорветатомную бомбу хоть возле Белого Дома. Ему надо только подтвердить, что егожелание вообще-то этично и человечно, ведь штатовцы – не совсем человеки. Еслиже посмотреть на премьера, то можно сказать с уверенностью, что дляКраснохарева все средства хороши для подъема экономики России: против нее всегоды играли настолько нечестно, что Россия имеет полное моральное правоответить тем же.

За опущенными шторами угадывался серый безветренный день, анебо, судя по вспыхнувшим лампам в люстрах, сплошь затянуло тучами... Бесшумныеустановки охлаждают воздух, очищают, накачивают озоном, мигом вбирают запахи.Даже кофе, который по нашему требованию начали приносить уже через полчасапосле обеда, показался без привычного аромата настоящего мокко.

Похоже, никому из министров не требовалась монастырская тишьакадемического кабинета. Мало того, что косились на работающие телевизоры, ещеи переговаривались, нервно пошучивали, перебрасывали через стол бумаги.

Я заговорил со Сказбушем не только потому, что ястреб, но похарактеру работы должен быть более раскован, чем некоторые здесь, что шагнули вправительство прямо с кафедры. Когда встречаются двое, разжевывал я как можнопопулярнее, один накачанный и тренированный верзила, а второй – хилый интеллигентик,то это чисто американское лицемерие требовать, чтобы оба дрались «по честному».То есть, оба с голыми кулаками. Честнее будет, если более слабый возьмет в рукиарматурный прут или обрезок трубы. Это не даст ему преимущества, но уравняетшансы.

То же самое и со странами. Штаты намного сильнее, скажем,Ирака. И потому Ирак по нормальной неизвращенной логике в борьбе с такимгигантом имеет полное моральное право – которое не осудит ни Аллах, ни Иегова,ни Будда – применять подножки, бить тем оружием, которое Штаты требуютзапретить.

Я говорил и говорил эти азбучные истины, повторялся,переставлял слова и говорил снова, ибо, когда мир стоит на голове, то надо ещесуметь убедить, что правильнее стоять на ногах.

Коган прислушался, сказал нервно:

– Вы говорите страшные веши!

– Страшные? Почему «страшные»? Только потому, что СШАих так назвали? Только потому, что сумели навязать всему миру... почти всему,систему своих трусливых ценностей? Но мы же сами признаем, что лучшие в мирекомпьютеры – это штатовские! Зато мораль – хуже и гаже не отыскать и упапуасов!..

– Вы хотите сказать...

Кречет прервал нетерпеливо:

– Виктор Александрович, уже сказал. Теперь слово нам.Мы, скажем так, не станем очень сильно горевать... если что-либо случится с тойбазой, которая перемещается к нашим границам.

Черногоров подумал, предположил нерешительно:

– Может быть, стоит подождать пока станет большеизвестно о ее военной начинке? Мировое мнение хоть в какой-то степени насоправдает. Они все равно не окопаются как следует, удар нанести всегда можно...

Я возразил:

– Важно еще одно соображение. Платон Тарасович сгорячазаявил перед газетчиками, что не допустит, чтобы эта база придвинулась к нашимграницам. Так пусть же увидят, что... гм... небо на нашей стороне.

Кречет оглядел зачем-то стены, шторы с антирадарнымпокрытием, хотя для того, чтобы их отключить, надо взорвать половину Москвы.Сказал, приглушив голос:

– Естественно, мы – против терроризма. Но если где-токакие-то группы будут проводить какие-то акты... гм... осуждая их, мы все-такикак нормальные люди со здоровой психикой будем испытывать некотороеудовлетворение.

Сказбуш кивнул:

– Да-да, естественно. Хотя, как я помню, даже ИРА иликурды берут на себя ответственность за взрывы.

– Им терять нечего, – возразил Кречетугрюмо. – По ним экономическими санкциями не ударят! Вот когда, какговорит Виктор Александрович, какие-то незнакомцы пустят крови противнику...нет, когда тот ослабеет от потери крови, тогда и подумаем, подумаем... А покарассматривайте не как трусость, а как военную хитрость. Она оправдана всегда, ав столкновении с более сильным противником – вдвойне.

Коган поерзал, сказал нервно:

– Похоже, начинается разработка планов. Постороннимлучше не слушать. Я, пожалуй, пойду погоняю своих. А то когда кота нет, всемыши лезгинят на его столе.

Кречет буркнул:

– Сиди.

– Да? – сказал Коган. – А потом и меняповесят в каком-нибудь задрипанном Нюрнберге?

– В Израиле спрячешься, – сказал Краснохаревбезжалостно. – Или в Аргентине как Борман.

– Да я по паспорту совсем не аргентинец, –пробормотал Коган. – Был советским, побыл русским, теперь мусульманин...наверное.

Забайкалов, что больше молчал, прислушивался, словодипломата особенно весомо, они-то знают, что слово не воробей, вылетит – такихпоймаешь, пророкотал утешающе:

– Бьют не по паспорту, Вы, дорогой Сруль Израилевич, вбезопасности, а вот моя шея...

Он почесал себя по кадыку, брови сдвинулись, но глазаблестели, как у большого довольного кота. Старый, битый всеми ветрами и бурямиволк, поседевший в схватках, он непроизвольно ликовал, видя зарождающуюся бурю.Силу взлета дает не попутный ветер, а встречный, женских могил нет в поле... даи, вообще, возможно это его последний бой, так пусть же пройдет красиво.