Полководец - Елена Хаецкая

Впрочем, долго глазеть по сторонам пленникам не пришлось. Дробитель вывел их в центр площади, где имелся большой каменный столб с множеством металлических колец. Этот столб оказался последним, что они увидели прежде, чем им завязали глаза.

Всем троим надели железные ошейники и посадили на цепь: не было сомнений в том, что столб как раз для того и служил, чтобы к нему приковывали пленников, чужаков и преступников. «Интересно, побывал ли здесь Моран? — подумал Евтихий. — Припомнить все, что о нем рассказывают, — так вполне возможно… А коли к этому столбу приковывали тролля из высших, из Мастеров, то для меня в том тем более никакого позора нет».

Евтихий услышал голос Дробителя:

— Мы не жестоки к бессловесным. Вот подушки, чтобы вам не стало холодно. Если вам зададут вопросы, отвечайте честно. Были ли к вам жестоки? Нет, к вам никто не проявлял жестокость, потому что вы были сочтены бессловесными и не доказали обратного. Ясно?

— Где? — хрипло спросил Евтихий, слепо водя лицом вправо-влево. — Где подушки?

— На полу. Нащупайте, если у вас хватит интеллекта, — строго произнес Дробитель.

Евтихий опустился на корточки и стал шарить вокруг себя руками. Он явственно ощущал на себе чужие взгляды. У него не было сомнений в том, что гномы пристально наблюдают за его поведением.

Евтихий чувствовал, как в нем закипает злоба. Кажется, они забавляются! Схватили ни в чем не повинного человека, посадили на цепь и устроили себе потеху! Здорово.

Он попытался приподнять повязку, закрывавшую ему глаза, чтобы рассмотреть происходящее, но гномы строго следили за соблюдением всех правил: едва лишь край повязки сдвинулся, как его больно ударили по пальцам. Затем гномы принялись переговариваться между собой. Совершенно явно они обсуждали пленников, сравнивали их между собой, оценивали их поведение и внешность.

До Евтихия доносились слова:

— Тощий!

— Патлы!

— Уши, несомненно… форма и запах.

— Сам понюхай, если не веришь.

— Пальцы легко ломаются.

— Кости плохо выдерживают такой рост.

— Сидит в кривой позе.

— Сидит, когда можно лежать.

— Лежит, скрючившись.

— Ляжки недурны, если подкормить.

Не столько слова, сколько интонации убедили Евтихия в том, что говорившие оценивали пленников не с точки зрения работорговли, а с какой-то совершенно другой точки зрения. Может быть, научной. Или юридической. Гномы честно пытались классифицировать добычу, чтобы подобрать для всех троих подходящее место на социальной лестнице. А вовсе не для того, чтобы повесить им на шею ценники и выставить на рынок. Во всяком случае, Евтихию очень хотелось бы в это верить.

Подушки были шелковые, набитые высушенной травой. Прикасаться к ним казалось Евтихию верхом блаженства. Он сперва действительно сидел, и притом в неловкой позе, а после расслабился и растянулся. Очевидно, это решение вызвало у наблюдателей одобрение: они весело загудели, один даже хлопнул другого по плечу.

Позднее пленникам принесли поесть. И не ерунду какую-нибудь, а сытный мясной суп с клецками.

Неожиданно Евтихий поймал себя на мысли, что ему нравится эта игра: существовать вслепую. Не знать, что лежит в ложке, которую подносишь ко рту. Не видеть, куда садишься, пытаться угадать цвет подушки под рукой. Слышать голоса, но не подозревать о внешности говорящих. Мир звуков становился все богаче, оттенков и интонаций существовало в нем великое множество.

Странно, что Евтихий совсем не слышал Геврон и Фихана. Вроде бы, их всех приковали к одному столбу. Спрашивать о судьбе товарищей Евтихий не решался. Он не боялся возможного гнева тюремщиков — просто ему казалось неправильным нарушать правила игры.

Сытый, уставший, он задремал, а потом и крепко заснул. Но и во сне Евтихий слышал, как гномы подходили к нему, низко наклонялись к его лицу, щупали его волосы и пальцы, а затем горячо спорили о сущности странного жалкого существа, попавшего в их руки.

«Хорошо бы все-таки завести в доме служанку, — думала Деянира, отправляясь на рынок за покупками. — Крепкую деревенскую девицу с минимумом мозгов, большими розовыми руками и широким лицом. Непременно добродушным. Я бы ею помыкала — совсем немножко, не переходя границ разумного. А она бы замешивала тесто и вообще таскала бы тяжести…»

В какой-то миг ей показалось, что у нее, вроде бы, некогда имелась такая служанка. Деревенская. Весьма крепкая и исполнительная. Правда, недолгое время… Что с ней случилось? Куда исчезла эта добрая, простая девушка? Какова ее судьба? Деянире почему-то подумалось, что участь этой забытой служанки, должно быть, весьма печальна, поэтому Деянира загрустила. Странно, что она ничего не может вспомнить. Никаких подробностей.

Деянира вздохнула, поправляя корзину на руке. Со стороны никто бы не заподозрил уважаемую госпожу, без пяти минут мастерицу, в том, что она предается каким-то странным фантазиям и грустит о безвестной девице, которая то ли была, то ли вообще является плодом фантазии.

Вот красивый дом с нарисованной на фасаде пляшущей козой. Деянире он всегда нравился. Она вдруг остановилась. Удивительное чувство охватило ее: она, несомненно, уже стояла здесь раньше. То есть, разумеется, госпожа Деянира проходила мимо этого дома бесчисленное количество раз… Но тогда, в тот раз, происходило что-то особенное.

«Я показывала его служанке, — подумала Деянира. — Эта сельская простушка никогда раньше не бывала в больших городах, вроде Гоэбихона. Ей все было в диковинку, вот я и водила ее по улицам. Дом с козой… А чуть дальше — колодец, украшенный маленькой разрисованной фигуркой лошади. Забавная такая лошадка, пестрая, с красными цветами на синем крупе. Моя дуреха глазела, разинув рот. Смешная…»

И вдруг Деянира вздрогнула всем телом.

«Смешной, — поправила она себя, медленно вникая в суть собственных мыслей, приходивших к ней как будто извне. — Не смешная, а смешной. Это был парень. — С каждым мгновением сомнений становилось все меньше. — Точно, моя пропавшая служанка — парень. Это он носил мои корзины, а потом сидел в мастерской у моих ног и смотрел, как я работаю. Бессловесный, преданный… влюбленный».

Она медленно прошла еще квартал. Имя молодого человека ускользало от нее. Вот здесь они стояли, разговаривали. Возле дома с круглыми окнами на верхнем этаже. Из окна всегда высовывается плетка плюща, как будто какой-то зверек живет на подоконнике и вывешивает на солнышко свой косматый зеленый хвост.

«Он, как ребенок, удивлялся тому, что в Гоэбихоне нет постоялых дворов. Он был голоден… и, кажется, ранен. Он искал кого-то… Своего бывшего хозяина…»

Одна за другой всплывали в памяти разные подробности.

«Евтихий».

Деянира улыбнулась, как будто вспомнив имя, она завладела ключом к судьбе пропавшего парня.