По ту сторону Нила - Николь Фосселер

Грейс кивнула и прикусила нижнюю губу, разглядывая браслет.

– Ты ведь не сердишься на меня? Мы ведь все еще друзья или как, Грейс?.. – Леонард смотрел умоляюще.

Внезапно Грейс ощутила, как в ее душе поднимается волна нежности к приятелю детства.

– Разумеется, Лен. И самые добрые.

– Навсегда? – На его лице снова заиграла озорная улыбка.

Грейс рассмеялась, почувствовав облегчение.

– Навсегда.

Лен улыбнулся шире, и, взявшись за руки, они побежали обратно, показывать украшение Аде и Бекки.

– Спасибо, Томми!

Грейс пригладила непослушные волосы мальчика, отчего тот покраснел и принялся сосредоточенно чесать Гладди за ухом. Лицо Томми сияло, как будто это был его личный подарок.

– Спасибо, Сис! – Грейс обняла подругу.

– Я знала, что тебе понравится, – довольно промурлыкала Сис.

Тут Стивен стукнул Джереми кулаком в спину, а потом, не дождавшись его реакции, еще раз. Тот лишь пренебрежительно тряхнул головой.

– Грейс! – объявил Стивен. – У Джереми тоже кое-что есть для тебя.

Все повернулись к Джереми, и тогда тот медленно, будто с неохотой, распахнул пиджак, достал из внутреннего кармана простенький пакет в коричневой обертке и молча протянул Грейс.

Опустившись на колени, она осторожно развернула подарок. Им оказалась книга. Кожаный переплет бледно-бирюзового цвета, цветочный рисунок которого в пастельных тонах казался выгоревшим на солнце и был покрыт царапинами и трещинами, золотое тиснение местами потерто. Грейс пролистала несколько страниц, и кровь бросилась ей в лицо.

– Что это? – вытянула шею Сесили.

Грейс не ответила.

– Покажи!

Сис рывком выхватила книгу и ахнула, прочитав название.

– Что это за книга? – сгорая от любопытства, Бекки забыла и о Стивене, и о своей неприязни к Сесили.

– «Цветы зла», – отвечала Сис. Потрясенная, она смотрела на Бекки округлившимися глазами. – Бодлер… Уф, Грейс… Только прошу тебя, не показывай родителям.

Сесили дрожащими пальцами перелистывала отдающие плесенью пожелтевшие страницы. Это были стихи, пронизанные чувственностью и болезненной эротикой, в том числе и те, что не вошли в первое издание и, как аморальные, до сих пор не публиковались во Франции. – Ты не находишь свой выбор крайне неудачным для такого случая? – обратилась Сис к Джереми.

Тот молчал. Грейс чувствовала на себе его взгляд, и у нее пылало лицо.

– Дай мне книгу, Сис.

– Только не говори, что тебе нравится такое…

– Да, нравится… Дай мне книгу, – раздраженно повторила Грейс.

– Пожалуйста, – равнодушно пожала плечами Сис и как зачарованная уставилась на титульный лист с дарственной надписью: Грейс. Лето 1881 года. Есть свет, есть и тени…

Сесили подняла брови, а Ройстон протянул руку, чтобы забрать у нее книгу.

– Хватит, Сис, – оборвал сестру Леонард.

В его голосе слышались угрожающие нотки.

Сис наморщила лоб.

– Есть свет, есть и тени… – повторила она. – Что это значит, Джереми?

– Это тебя совершенно не касается, – разозлилась Грейс.

Она выхватила у Сис том и прижала его к груди, словно хотела таким образом защитить от других любопытных глаз или просто подержать поближе к сердцу.

– Спасибо, – прошептала она, поднимая глаза на Джереми.

Нависла напряженная тишина, вот-вот готовая взорваться от невысказанных мыслей и незаданных вопросов. Джереми и Грейс чувствовали на себе взгляды остальных и словно не решались посмотреть друг другу в глаза.

Наконец Ройстон не выдержал.

– М-да… – выдохнул он, доставая что-то из-за спины. – Разумеется, наше с Саймоном скромное подношение не может идти ни в какое сравнение с таким скандальным подарком…

Ища поддержки, Ройстон пытался поймать взгляд друга, но внимание Саймона было целиком и полностью поглощено Адой.

Грейс рассмеялась, принимая пакет, в котором обнаружила дорогие перчатки для верховой езды.

– Спасибо, они чудесны!

– Не за что, – отозвался Ройстон и поднял бокал. – Все лучшее дарю тебе одной, прекраснейшей под солнцем и луной! – И испуганно спохватился, получив подзатыльник от Сесили: – Ах да, и тебе тоже…

Компания рассмеялась. Поспешно, словно предупреждая следующую оплеуху, Ройстон схватил руку Сис, звонко чмокнул и больше не отпускал.

Сесили приникла к плечу Эшкомба.

– Расскажи, что тебе еще подарили, Грейс…

С выражением облегчения на лице Грейс принялась перечислять разные незамысловатые вещи: пестрый веер со стеклянными вставками, что преподнес ей Стивен, сережки от бабушки, которые та, в свою очередь, получила от своих родителей и которые Грейс наденет сегодня вечером. Она упомянула про кружевной воротник, который связала специально для нее Бекки, большая мастерица в таких делах, и еще один веер, который привезла ей из Парижа Ада. Грейс обводила взглядом подруг и друзей, неизменно останавливая взгляд на Джереми.

Есть свет, есть и тени. Есть тени, есть и свет…

Пламя садовых свечей и мерцающие в листве дубов лампионы превращали сад Шамлей Грин в поистине волшебное место. И чем больше удалялась Ада от дома, тем больше стирались, переходя в невнятное жужжание, голоса гостей за ее спиной, в то время как песня цыганского хора с каждым шагом казалась ей проникновеннее. Стрекочущий, как пение сверчков, звук, который скрипачи из табора умели извлечь из своих инструментов, заставлял душу трепетать. В груди у Ады словно бил крыльями мотылек, а в желудке разливалось тепло. Страстная, тоскливая мелодия волновала ее сердце и в то же время наполняла его покоем. И это чувство еще больше усиливалось оттого, что рядом с Адой шел Саймон. Она трогала высокие розовые кусты, усыпанные уже распустившимися цветами, как будто могла играть на их шелковых лепестках, точно на клавишах пианино.

– Ты тоже училась в колледже, как Грейс?

Ада замерла, задержав пальцы на пышном розовом бутоне. Она могла бы сказать «нет», это был самый простой выход из создавшегося щекотливого положения. Но даже такая маленькая, невинная ложь в отношении Саймона казалась ей невозможной. А уж тем более правда, потому что сейчас она больше всего на свете боялась уронить себя в его глазах.

Ада отвернулась.

– Я спросил что-то не то?

Не поднимая глаз, она осторожно сжала цветок в горсти. Нежные язычки лепестков приятно холодили ее ладонь, в то время как лицо горело от стыда.

– Ада, скажи же что-нибудь…

Голос Саймона звучал так испуганно, что она не выдержала. И словно лопнул железный обруч, вот уже много месяцев сдавливавший ей грудь. Ада глубоко вдохнула.