Убийства в Солтмарше. Убийство в опере - Глэйдис Митчелл

— Но-но! — Она выставила вперед желтую лапку. — Скверный мальчик. Сядьте-ка!

Берт сел. И даже улыбнулся какой-то овечьей улыбкой.

Я положил кочергу, все так же изображая непринужденность. Берт посмотрел на меня.

— Щенок чертов! — бросил он.

Я с трудом улыбнулся.

— Эдви, почему вы так гадко обошлись с викарием?

— Он дрался как черт. Здорово отделал беднягу Фостера. Не будь он черный, переливался бы сейчас не хуже радуги.

Из глубины моего сознания начали подниматься и обретать форму разные мысли. Постепенно все встало на свои места. Викарий говорил, что у разбойников были вычернены лица. И почему я не подумал, что один из них — черный от природы? А вот миссис Брэдли с этого, кажется, и начала — и ниточка привела ее к Берту. Его Бунгало — ближайший к бухте дом, а контрабанда — самое первое, что приходит в голову, если вспомнить о судне, которое видел Куттс. Сэр Уильям и слушать не стал дворецкого, а ведь тот, нечего и говорить, подал ему верную мысль.

— Уверен, тут не обошлось без Лори, хозяина таверны «Герб Морнингтона», — сказал я, когда мы, подгоняемые ветром, спускались в деревню. Я думал, миссис Брэдли сочтет мое предположение абсурдным, но она в порыве радости ткнула меня под ребра.

— Дорогой мой, дорогой мальчик! — заклохтала она, словно курица над яйцом. — Что за светлая мысль! Нет, вы подумайте! Никогда бы не догадалась связать Лори с контрабандистами!

Я не очень-то удивился. Мой опыт общения с прекрасным полом — с такими несхожими сокровищами слабой половины человечества, как миссис Куттс, миссис Гэтти, моя матушка, сестры и Дафни, — привел меня к неоспоримому выводу: если не считать небольшой и строго очерченной сферы знания, женщины на удивление невежественны. Миссис Брэдли сумела догадаться, что Берт занимается контрабандой, но тот факт, что самая типичная контрабанда — спиртные напитки, от ее внимания совершенно ускользнул. Она, возможно, и не знает, что эти товары облагаются пошлиной. Я прочел ей краткую и, надеюсь, полезную лекцию о пошлинах на ввоз товара.

Мы почти неслись под гору, а позади бушевал и завывал ветер. Моя лекция была, по сути, извлечением из курса «Великие англичане», который начинался с биографии сэра Роберта Уолпола и который я читал прошлой зимой в клубе для мальчиков.

Миссис Брэдли слушала с интересом и, когда мы подошли к Манор-Хаусу, тепло меня поблагодарила. Я расстался с ней не без облегчения.

Перед ужином мы с Дафни обсудили Праздник урожая и другие вещи. После ужина я, к своему удивлению, получил записку от сэра Уильяма. Он просил прийти немедленно, так как я понадобился миссис Брэдли. Будь это приглашение от нее самой, я бы его проигнорировал или послал бы записку с извинениями, однако пожелание сэра Уильяма — дело другое. Я попросил викария меня не ждать, взял шляпу и плащ — после бури начало моросить — и вскоре шагал к Манор-Хаусу.

Идя быстрым шагом по главной дороге, чуть в стороне от деревни, я невольно продолжал размышлять об убийстве. Манор-Хаус стоит в уединении, поблизости только одно жилище — дом констебля Брауна. Приятно было думать, что этот не слишком образованный, но добросовестный слуга закона убежден в невиновности Боба Кэнди. Подходя к его коттеджу, я вдруг решил, что неплохо бы зайти и спросить, как далеко продвинулся в своем расследовании инспектор из Уаймута. Браун наверняка все знал: он повсюду сопровождал инспектора и усердно записывал каждое слово и каждый поступок начальства. Инспектору, нечего и говорить, такое внимание льстило, и он сносил присутствие констебля, хоть и считал его недалеким. Однако глупцом он отнюдь не был. Браун то есть.

Дверь мне отворила миссис Браун и проводила меня в гостиную — собственно, гостиная начиналась сразу у дверей. Тут был и констебль, и двое его квартирантов. Я об этих ребятах много думал. Ведь гораздо логичнее предположить, что Мэг Тосстик убил чужой человек, чем допустить, что кто-то из наших, деревенских, совершил такой подлый поступок. Я пристально разглядывал обоих студентов, но, если говорить по совести, не замечал признаков какой-то особой порочности. Кроме того, ни у одного из них не было загнанного выражения лица или нервного взгляда, характерного для убийцы, который боится, что его поймают. Впрочем, таковых мне тогда еще встречать не доводилось.

Никаких новостей я от Брауна не узнал. Инспектор опросил всех, кто мог, по его мнению, знать хоть что-то об убийстве; дело против Боба Кэнди ничуть не продвинулось. К сожалению, только этим он меня и обрадовал. По мнению констебля, стороне обвинения особо усердствовать не придется.

— Понимаете, мистер Уэллс, — пояснил наш добряк, — полиции все яснее ясного. Им уже хватает улик, чтобы повесить беднягу Боба. И свидетели у них наготове. Уж они знают, кого вызывать, кого — нет. Инспектор не хочет найти чего-нибудь такого, из-за чего дело запутается, ясно вам, сэр?

— По-вашему, — перепугался я, — полицейские не желают докапываться до правды?

— Желать-то желают, еще как, — Браун махнул рукой, в которой держал трубку, — да только они думают, что уже докопались. А значит, песенка Боба Кэнди спета. Чего инспектор тут искал, так это доказательств своей правды. А если ничего и не найдет — не беда, и без того уж достаточно набрали. С другой стороны, инспектор не хочет расквасить себе нос. Так уж люди устроены, сэр, при всем моем уважении. В теперешнем своем виде это дело просто загляденье! Не станут же они из кожи лезть, чтоб его испортить.

Я мрачно кивнул. И двое молодых людей тоже. Добавить было нечего.

— Ну, тогда я пошел. Спасибо вам, Браун.

— Я слыхал, этой приезжей, из Лондона, нет равных в сыскном деле, — сказал Браун, провожая меня к двери. — Да только навряд ли ей интересны наши деревенские дела.

— У меня таких сведений нет. — Я решил не говорить констеблю о том, как миссис Брэдли догадалась, что Берт занимается контрабандой, и потому, сохраняя таинственный вид, вышел и направился в Манор-Хаус. Вскоре я сидел в большой компании — там были сэр Уильям, Маргарет, Брэнсом Бернс и миссис Брэдли — и передавал собравшимся слова констебля. В заключение я сказал, что дела у Кэнди совсем плохи.

— А Браун о вас упоминал, — обратился я к миссис Брэдли. — Я, как мог, поддержал вашу репутацию.

— Напрасно беспокоились, мистер Уэллс, — довольно сурово вставила Маргарет.

— Нет-нет, вы не так поняли! — Стараясь загладить промах, я был сама доброта и ласка. — Все вовсе не…

— Надеюсь, о Берте вы не говорили? — спросила миссис Брэдли.

— Ни звука, честное слово, — ответил я, радуясь в душе, что поборол искушение. И с терпеливой улыбкой добавил: — Это было бы неумно. Надо же — контрабанда спиртного!

— Ничего подобного! — бросила миссис Брэдли.

Ее всегда мелодичный голос стал вдруг резким, а выражение лица столь свирепым, что я только и сказал:

— Да? — И отдался на волю судьбы.

Мои подозрения, что миссис Брэдли ведет какую-то игру, еще больше укрепились, однако я решил быть тише воды ниже травы.