Галерея римских императоров. Доминат - Александр Кравчук

В феврале 313 г. он встретился в Милане со своим союзником Лицинием, правителем балканских и придунайских провинций, который здесь женился на Констанции, бывшей его невестой уже почти три года и родной сестре Константина. А заодно оба цезаря согласовали свою дальнейшую политику. Что касаемо христианства, решили продолжать и даже укреплять веротерпимость, начатую эдиктом Галерия двумя годами ранее. Основываясь на этом указе, оба издали соответствующие циркуляры своим чиновникам. До нас дошел в копии только тот, что Лициний направил своему наместнику в Вифинии в июне 313 г., но Константинов был похожим.

«Когда мы ко всеобщему удовлетворению встретились в Медиолане — я, цезарь Константин, и я, цезарь Лициний — для обсуждения вопросов общественного благоденствия и безопасности, мы сочли необходимым, наряду с иными распоряжениями, по нашему мнению весьма для многих полезными, издать также и то, что касается почитания божества, а именно: христианам и всем прочим дать полную свободу исповедания религии, кто какую захочет. Так можно будет снискать благодать небесного божества для нас и для всех подданных нашей власти.

Мы полагаем, что не следует чинить препятствий, если кто отдаст свою душу христианской вере или же той религии, какую сам сочтет для себя наиболее подходящей. И все это ради того, чтобы высшее божество, почитаемое нами по доброй воле, оказывало нам во всех обстоятельствах свое всегдашнее расположение и милость.

А посему, пусть Твое Благородие примет к сведению, что после аннулирования всех распоряжений, касающихся христиан и направленных ранее в адрес Твоего ведомства, теперь открыто и попросту каждый, кто желает исповедовать христианство, может это делать, не подвергаясь никаким неприятностям и преследованиям. (…) А поскольку им дано разрешение, то Твоему Благородию понятно, дабы сохранить спокойствие в наше время, и всем другим предоставляем неограниченную и полную свободу выбора религии или веры, чтобы каждый мог поклоняться божеству, которое себе выбрал. И не намерены мы ни одному верованию чинить притеснения».

Дальнейшие указания предписывали без всякого выкупа возвратить общинам конфискованное имущество и здания, а также сообщить об этом повсеместно, «дабы сие законодательное проявление нашей милости не могло ни для кого остаться неизвестным».

Это один из самых замечательных по своему содержанию документов в истории человечества, но одновременно и вызывающий весьма печальные размышления. Ведь выходит, что человечество ни тогда, ни позже, ни даже сейчас не доросло до такой полной толерантности, какую намерены были ввести те императоры. 313 год завершает эру государственного преследования христиан, которое продолжалось — разумеется, с перерывами — почти 250 лет и привело к смерти в общей сложности нескольких, может, до двадцати тысяч человек. С той поры должна была настать благословенная эра религиозного мира и свободы веры. Но ведь почти сразу появились острые конфликты между самими христианами, и одновременно начались гонения христиан на язычников, правда, по большей части бескровные, но весьма неприятные. Следствием всего этого стали огромные потери мирового художественного наследия: уничтожение скульптур, произведений живописи и даже книг. В последующие столетия заполыхали безумные религиозные войны, продолжилось яростное преследование язычников и еретиков огнем и мечом, появились инквизиция, охота на ведьм и изгнание иноверцев. Полилась кровь миллионов жертв религиозного фанатизма и нетерпимости. Христиане наносили друг другу раны гораздо более жестокие и кровавые, чем самые безжалостные римские императоры. Это одна из самых трагических страниц истории, которая по иронии судьбы начиналась в 313 г. столь возвышенной декларацией о веротерпимости. Но этого, конечно, Лициний с Константином предвидеть никак не могли.

Первый из них вскоре покинул Милан, получив известие о вторжении в Европу войск правителя Востока Максима Дазы. Война между этими императорами завершилась — как нам уже известно из предыдущей главы — крупным сражением на Campus Ergenus, где нападавший был разбит. Побежденный Максим бежал в глубь Малой Азии, а спустя четыре месяца умер от тяжелой болезни.

Эту славную победу Лициний смог одержать, переманив на свою сторону христиан, весьма многочисленных в войсках Максима. Во время молитвы перед боем Лициний сделал жест, однозначно понятый адептами новой веры в армии противника. Воины-христиане не видели причин проливать свою кровь ради укрепления власти цезаря, преследовавшего их религию. А когда столь многие отказались драться, другие последовали за ними. Максима оставила даже его личная гвардия. И не было тут никакого чуда, а было банальнейшее предательство, правда, мотивированное религиозными взглядами. Вот еще один пример того, как несправедлива бывает история: битва у Мульвиева моста, где религиозный фактор не играл никакой существенной роли, стала легендарной и вошла в учебники как пример победы новой веры над старой, а сражение на полях под Адриануполи, где этот фактор решил дело, было попросту забыто даже самими христианами. Почему же так случилось? Ответ прост: спустя несколько лет Лициний был побежден Константином и погиб по его приказу, поэтому никто не смел прославлять деяний поверженного.

Когда анализируешь такие факты, приходишь к выводу, что историю человечества не мешало бы хорошенько исследовать и переписать заново, отбросив наслоения поверхностных, а зачастую совершенно лишенных основания или прямо-таки ложных оценок и мнений, которые громоздятся вокруг многих исторических событий и личностей, бездумно повторяемые на протяжении целых столетий.

Впрочем, Лициний, так же как и Константин, никак однозначно не выказывал себя сторонником христианства. Молитва, которую перед битвой совершало его войско, обращена была, правда, к некоему священному высшему и всемогущему божеству, но в весьма общих выражениях и без имен. Ее и впрямь составили в духе возвышенной толерантности по отношению к чувствам воинов разных вероисповеданий. Таковы были и формулировки цитированного выше Миланского циркуляра, провозглашавшего веротерпимость. Его копии появились 13 июня 313 г. на стенах Никомедии, куда Лициний прибыл в погоне за Максимом Дазой.

Начало второго десятилетия века отмечено крахом системы тетрархии. В этот период смерть каждый год уносила одного из цезарей: в 311 г. — Галерия, в 312 г. — Максенция и, наконец, в 313 г. — Максима Дазу. Теперь в империи оставалось только два правителя: весь Восток принадлежал Лицинию, а Запад — Константину.

По всей видимости, уже в апреле 313 г., а значит, вскоре после миланского совещания с Лицинием, Константин выехал из Италии и направился в Галлию. Там он, в основном, пребывал в Трире, развив бурную законотворческую деятельность; но параллельно приходилось также отбиваться от франков на нижнем Рейне и заниматься яростными спорами, потрясавшими африканскую христианскую церковь.

В Африке дело дошло до серьезного раскола, который коренился еще во временах диоклетиановых и максимиановых гонений, когда многие священники сломались и отреклись от своей веры, а теперь блюстители строгости — ригористы требовали исключить их из общины, невзирая на степень их вины. А поскольку карфагенский епископ Цецилиан действовал в этом вопросе с разумной умеренностью, ригористы объявили, что один из посвящавших его в сан запятнал себя смертным грехом: выдал властям, якобы во время преследований, священные книги. А значит, Цецилиан — епископ незаконный, и выбрали своего, Майорина, а затем Доната, человека энергичного и весьма способного, который руководил движением лет 40, и по его имени оно и было названо — донатизм.