Ледяное сердце императора демонов, или Не злите, демон, попаданку! - Берта Свон

Лида потирала руки и собиралась организовать питомник, в котором выращивали бы редких, экзотических животных. Ну и, конечно, зарабатывать на их продаже. Но это потом, все потом. Пока же работал только приют.

О своей беременности и последующих родах Лида старалась думать как можно реже: ее вгоняла в дрожь необходимость рожать в поистине средневековых условиях. Ни антибиотиков, ни болеутоляющих, ни практикующих хирургов — все держалось только на магии. Лида вообще не понимала, как они тут с таким отношением к медицине выжили и, мало того, умудряются как-то жить. Магия, угу.

Для Лиды магия была чем-то вторичным, тем, чем можно порисовать на стенах, но никак не спасти чужую жизнь или вытащить ребенка из чрева.

Поэтому Лида и отвлекала себя, как могла, запрещая себе думать о стремительно приближавшихся родах. Нет уж, она пока лучше поразмыслит над расширением приюта и пристройкой к нему питомника. Хотя было бы, куда и что пристраивать…

О своих планах, естественно, Лида никому не рассказывала — не поймут. Держала все в секрете и копила деньги, которые ей продолжал «платить» Шах. На что конкретно, она не знала еще сама, может, на привлечение специалистов, способных создать тот или иной аппарат или технически усовершенствовать что-то уже имеющееся. Но попробуй найди таких существ в этом дремучем, насквозь магическом мире!

Лида вздохнула, поглубже запустила пальцы в шерсть Мурзика и начала его наглаживать. Это успокаивало ее, пусть и не сильно.

В прилежном доме густо, а в ленивом доме пусто.

Пословица из Интернета

— Из-за острова на стрежень, На простор речной волны Выплывают расписные Острогрудые челны, — неслось из спальни. Громкий, прибавленный магией голос Лиды проникал, казалось, в каждый угол дворца, заставляя всех и каждого слушать песни из другого мира.

Шах поморщился: и ладно бы пела нормально, можно было бы заставить себя послушать. Так нет же. Воет, причем, как думалось Шаху, нарочно. От такого воя сбежал и оринал. Сейчас он сидел в дальней комнате дворца и жалобно поглядывал на Шаха, мол, успокой, наконец, свою самку. Тут же жить стало невозможно.

Вот только что Шах мог сделать, когда до родов оставалось полтора месяца? Правильно, ничего. Он самолично, считай, запер Лиду во дворце, как они и договаривались раньше. На работу она сейчас не ходила и в отместку выла, причем каждый день. Хорошо хоть, не постоянно. Обычно полчаса-час повоет и успокоится, почитает что-то, поест. А потом… да, потом снова начинает выть.

Слуги уже боялись подходить к ее комнате, стараясь появляться там редко и в те моменты, когда пение прекращалось. Иначе этот вой вполне мог снести с ног любого не подготовленного слушателя. Да и подготовленного, в принципе, тоже…

Оринал обиженно тявкнул, видя бездействие Шаха.

— Да что я сделаю, — проворчал тот. — Твоих котят всех раздали, а моя самка еще беременная. И ее никому на передержку не отдашь. Нет таких идиотов — попаданок из другого мира во время беременности к себе забирать.

Оринал устало вздохнул, положил морду на лапы и прикрыл глаза.

Угу, как будто так звук меньше долетает…

— Валенки да валенки, Ой, да не подшиты стареньки, Нельзя валенки носить, Не в чем к миленькой сходить, — между тем завелась Лида. На этот раз песня была веселее. Вроде как. И тем не менее Шаху все сильней хотелось сбежать из дворца. И, судя по вздохам рядом, оринал был с ним полностью согласен.

Полтора месяца. Осталось полтора месяца. Всего. Какой кошмар.

Время стремительно приближалось к родам. И Лида нервничала. Сильно нервничала. Она боялась рожать, боялась ухаживать за детьми. Да и самих детей она тоже боялась. Там, дома, на Земле, она старалась не подходить к этим малолетним разбойникам, пока им не исполнится хотя бы пять лет, и с ними не получится договориться. Пусть и за «плату» в виде конфет или мультиков. Здесь же ей предстояло столкнуться с собственными «разбойниками», причем начать общение следовало с самого их рождения. Подобная перспектива Лиду совсем не радовала.

А еще ее жутко раздражал Шах. Он, зная, что она не может сидеть без дела, фактически запер ее в четырех стенах. До родов оставалось полтора месяца. Лида скучала. Ну и развлекалась. Как могла.

Сначала в ход пошли песни, все, какие Лида знала. А знала она не очень много. Никогда не считала себя меломанкой. В голове осталось только то, что в детстве пела в разной степени трезвости мать. Вот Лида и выдавала «в свет» то одну, то другую песню. Благо магия помогало доносить земное творчество до всех обитателей дворца, хотят они того или нет.

Мурзик, кстати, предатель, сбежал еще на первой песне. И Лида мстительно продолжала орать, надеясь, что он все же услышит ее.

Но скоро песням пришел конец. А развлекаться надо было как-то.

И Лида стала сочинять стихи. Поэтесса из нее была еще хуже, чем певица. Но тут уж Шах сам виноват. Не стоило ему отлучать Лиду от ее любимого детища — приюта. За ним, конечно, присматривал Рон. Но, блин, без хозяйской руки там может случиться что угодно!

А потому скоро свет увидел первый «шедевр» Лиды.

Вот уж ночь.

Луна на небе —

Белое пятно.

Мне невмочь.

Ты был и не был.

Выпито вино.

Ты ушел на кромке самой Ночи и утра.

Да, пока не стать мне мамой.

Но пора, пора.

Лида декламировала громко, со вкусом, с расстановкой. А самое главное — с наслаждением.

После первого стиха практически сразу же на свет появился второй. Потом — третий. А за третьим пришел и Шах.

Семья как дерево, которое не ломается, а только гнется.

Пословица из Интернета

Очень быстро к Шаху и ориналу присоединился Рон. Он сидел неподалеку от живности Лиды и смотрел на Шаха с таким же укором в глазах. Мол, успокой наконец свою женщину, пока мы все еще что-то соображаем. А то ведь так и с ума сойти легко, слушая ее постоянные завывания.

Песни вскоре прекратились. Но Шах рано радовался. Практически сразу же Лида начала читать стихи, как предполагал Шах, собственного сочинения. По качеству они выходили еще хуже песен. А подвывала Лида в некоторых местах даже сильней.

После второго стихотворения, полной бессмыслицы, по мнению Шаха, он не выдержал, поднялся из кресла и с решительным видом отправился к любимой супруге — выяснять, что снова ее не устроило.

Шел недолго, но успел к окончанию третьего стихотворения. Толкнул дверь от себя, переступил порог, даже не постучав.

— И чего ты хочешь, шантажистка? — спросил, мрачно глядя на Лиду, вольготно разместившуюся в кресле у стола.