По мосту через пропасть - Лора Брантуэйт

Он остановился возле большой подсвеченной «картины»: между двумя стеклянными пластинами сплетались в прихотливый узор потоки акриловой краски тех цветов, которые бывают на павлиньих перьях — синего, зеленого, фиолетового.

— Нравится?

Адриан вздрогнул от неожиданности. За его плечом стояла невысокая хрупкая женщина с некрасивым, но запоминающимся лицом.

— Да. Очень, — кивнул он. — А вы и есть Мэри Гроув?

— Угадали. — Она протянула ему узкую ладонь.

Адриан представился.

— Как это называется? — Адриан взглядом указал на «стеклянный холст».

Она улыбнулась, как ему показалось, немного печально:

— «Размышления о невозможном».

— Красиво, хотя и странно. Почему так?

— Эти цвета напоминают мне о том, о чем я мечтала и что так и не сбылось.

— Тогда выходит, что это грустная картина.

— Да. Так и есть. Но ведь не всем это дано понять? — Она обвела зал глазами, в которых застыло странное выражение — то ли смех, то ли симпатия. — Многие здесь совершенно об этом не думают.

— А вас не расстраивает, что здесь полно людей, которые просто пришли на богемную вечеринку?

— А куда пришли вы? — улыбнулась она. Этой улыбкой она напомнила ему Анну — мудрую, немного насмешливую, искреннюю.

— Пожалуй, что на богемную вечеринку, — усмехнулся Адриан. Мэри нравилась ему.

— Вот именно. Но это не помешало вам увидеть что-то еще. Кажется, у вас к этому талант.

Адриан вспомнил, что Анна считала способность смотреть на мир незамутненным взором главным человеческим достоинством. Жалко, что ее здесь нет. Впервые он подумал не о возвращении в ее маленький уютный мирок, а о том, чтобы побывать с ней в другом — большом, удивительном мире.

— Знаете, мисс Гроув, у меня есть подруга, которая наверняка очень рада будет увидеть ваши работы. Как долго продлится выставка?

— Десять дней.

— Хорошо, я…

— О, Эйд, а я тебя почти потеряла! — Рука Сьюзен мгновенно обвилась вокруг его руки — похоже, она твердо вознамерилась больше его от себя не отпускать.

Адриан улыбнулся: совсем как маленькая. Все еще думает, что ее желания движут миром и людьми.

— Мисс Гроув? Спасибо за чудесную выставку! — защебетала Сьюзен. — И вечеринка удалась на славу… Я очень рада, очень. Кстати, я…

Мэри поддержала веселую болтовню Сьюзен, а потом кто-то увел ее. На прощание она бросила на Эйда долгий взгляд и подарила ему улыбку в уголке губ. Похоже, она что-то поняла о нем. Может, что-то, чего он сам еще до конца в себе не понимал.

Завтра он вернется в Эшингтон.

Эта мысль согрела его, и он тепло улыбнулся Сьюзен, погладив ее пальцы, которые лежали на сгибе его локтя. В зале было темно, поэтому он не успел удивиться тому, что она зарделась от удовольствия.

Позже он отвез Сьюзен домой. Она против обыкновения молчала и, откинувшись на сиденье, смотрела, как мелькают за окном ярко освещенные витрины, неоновые вывески и фонари.

— Сходим завтра в театр? — наконец спросила она. Неужели именно эту мысль она долго вертела в мозгу, как пару металлических шариков, которые так приятно катать в руке?

— Завтра я возвращаюсь в Эшингтон, Сью. Извини. В другой раз сходим, — ответил Адриан.

— А зачем? — невинно спросила Сьюзен.

— У меня такое чувство, будто мое место сейчас там, — честно ответил Адриан. Сьюзен умничка, она поймет.

Про Анну ему говорить ей не хотелось — что-то мешало, что-то глубоко зашитое, почти инстинкт. С чего бы это?

— М-да, — глубокомысленно прокомментировала Сьюзен.

Молчание затянулось до конца поездки — правда, по ночным улицам, не забитым транспортом, ехать было недолго. Адриан мягко затормозил у парадного подъезда элитного дома, в котором жила с отцом Сьюзен.

— Ну пока, — сказала она и, промахнувшись по неосторожности, поцеловала его не в щеку, а в уголок губ.

— Пока.

В такое смущение Адриана могли ввести только разговоры одноклассников о женщинах, когда ему было лет двенадцать.

День для Анны начался совершенно необычным образом — она проснулась по будильнику, подумала, что в комнате холодно, поплотнее завернулась в одеяло и снова заснула. Следующее пробуждение ее произошло около десяти утра. Об этом ненавязчиво напомнил жиденький осенний свет, просачивающийся сквозь не закрытые накануне жалюзи.

Анну обуял ужас — сильнейший страх, который знаком только людям, которым случалось проспать что-то очень важное.

Что подумают люди? Ведь ее некому, некому заменить, подстраховать…

Анна рывком села на постели — и поняла, что рывок получился какой-то неубедительный. Мышцы слушались плохо, точно восковые. В голове настойчиво гудела пустота.

Ой. Заболела?! Анна не болела несколько лет — по тем же причинам, по каким не брала отпуска. На этот счет у нее с собой была четкая договоренность. Некогда отвлекаться. Незаменимые — есть.

Спустя минуты полторы, не меньше, ей удалось добраться до ванной комнаты. К счастью, срок годности шипучего аспирина, завалявшегося в аптечке, не истек. Выпив стакан «медицинской содовой» с кисло-сладким апельсиновым вкусом, Анна обрела способность думать больше одной мысли в минуту и передвигаться с вполне приличной скоростью. Она принялась выбирать одежду и косметику, которые помогли бы отвлечь внимание от ее воспаленно блестящих глаз и нездоровой бледности.

Что могло произойти? Простыла на прогулке? Ерунда, быть не может. Сквозняков у нее в доме нет. Чихающих и кашляющих клиентов у нее вчера не было. Неужели из-за нервов?

Анна покачала головой. Да уж, если внезапно вспыхнувший и явно сексуального характера интерес к ее персоне способен вызвать в ней такую бурю чувств, которую придется в самом прямом смысле перебаливать, пора что-то в своей жизни менять.

Может, уехать куда-нибудь на Ближний Восток, выйти замуж за какого-нибудь симпатичного шейха и быстро выбиться в любимые жены за счет искусства варить кофе? Арабы, они темпераментные, с ними проблем не будет…

Мысль была настолько дикой, что Анна забеспокоилась — а не горячечный ли это бред? Хуже могла быть только идея выйти замуж за Клайва…

То ли аспирин был на самом деле волшебным, то ли у Анны был дар самовнушения, то ли болезнь на самом деле была не болезнью, а чем-то иным, науке неизвестным, но уже через час об утреннем недомогании напоминало лишь ощущение сухости в глазах и некоторая замедленность движений. Впрочем, посетителей почти не было, за утро Анна сварила только четыре чашки кофе, из которых одна предназначалась ей самой, и медлить она могла сколько душе угодно. Если кто-то и счел смертельным оскорблением закрытую в неположенный час дверь кофейни, то никак своего недовольства пока не выразил.