Асимметричный ответ - Макс Глебов

– Все верно, герр обер-лейтенант! Нам приказано прекратить атаку.

Штаб танкового батальона расположился в чудом уцелевшем деревянном доме, стоявшем на окраине когда-то немаленькой русской деревни. Сейчас от нее осталось только бугристое заснеженное поле с торчащими тут и там кирпичными печными трубами. Под снегом кое-где угадывались недогоревшие обломки, но в целом это прикрытое белым саваном пепелище производило весьма гнетущее впечатление. Деревня несколько раз переходила из рук в руки и в итоге сгорела практически полностью.

Танк Бёльтера остановился метрах в пятидесяти от штаба. Ганс откинул створки люка, выбрался на заиндевевшую броню и невольно поежился – мороз ожег лицо и, казалось, начал стремительно высасывать тепло из всего тела.

Обер-лейтенант заторопился к невысокой избе. Из трубы над ее крышей тянулся почти прозрачный дымок, что внушало надежду вновь оказаться в тепле. По итогам последнего боя он получил повышение. Танк гауптмана Кальба сожгли русские гранатометчики, и теперь Гансу предстояло принимать изрядно поредевшую роту. Однако гораздо больше Бёльтера волновал вопрос, почему их заставили прекратить атаку, когда победа была уже в руках.

Ганс немного опоздал к началу совещания, и ждать его не стали, но, как оказалось, самое важное он не пропустил.

– Итак, господа, – командир батальона обвел напряженным взглядом собравшихся офицеров, – поступил приказ из штаба дивизии. Нас срочно снимают с этого участка и перебрасывают на сто километров на северо-запад тушить возникший там пожар. Русские нанесли удары с юга и севера под основание клина, вбитого нами в их оборону. На юге у красных ничего не получилось, но наш северный фланг смят. Фронт прорван, и русские танки стремятся перерезать наши коммуникации. Мы должны выступить немедленно и помочь пехоте и единственному оставленному в резерве полку шестнадцатой танковой дивизии ликвидировать вклинение русских в нашу оборону. Вопросы?

– Герр майор, – слова сами сорвались с языка Ганса Бёльтера, еще не остывшего от горячки боя, – но мы ведь почти у цели. Одно усилие…

– Вам что-то неясно в приказе, обер-лейтенант? – неожиданно резко спросил майор, но тут же слегка приподнял ладонь, показывая, что он еще не закончил. Продолжил командир батальона уже гораздо спокойнее. – Мы все понимаем, что означает этот приказ. Нашим камрадам придется прорываться из котла самим. Пехота какое-то время сможет удерживать достигнутые нами рубежи. Им нужно пройти не так много – каких-то тридцать километров. Возможно, их сил хватит. В любом случае, решать это не нам. Все, господа, обсуждение закончено. Готовьте свои подразделения к маршу. Через тридцать минут мы выступаем.

* * *

Третью линию обороны прорвать удалось только с рассветом, когда уже почти выдохшимся танковым бригадам пришла на помощь немногочисленная авиация Калиниского фронта. К этому моменту мы потеряли половину танков и бо́льшую часть десанта. Развить успех своими силами бригады уже не могли. Батальоны химзащиты расчистили безопасные коридоры через зону заражения, и я ввел по ним в бой оставшуюся у меня пехоту, но немцы слишком быстро осознали опасность нашего прорыва и с каждым часом стягивали на угрожаемый участок новые резервы.

По нашим следам уже двигались колонны дивизий генерала Конева, которые должны были сменить в наступлении мои потрепанные подразделения. После прорыва через ипритное поле танковые бригады нуждались в срочной дегазации техники и защитного снаряжения, а также в выводе в тыл на отдых и пополнение, а может и на переформирование. Тем не менее, задачу мы выполнили. Сателлиты показывали, что фон Клейст воспринял наш контрудар более чем серьезно и развернул свои наиболее сильные дивизии нам навстречу, перейдя к обороне на главном направлении своего наступления. Ждать помощи немцам в котле теперь было не от кого, а в том, что они найдут в себе силы предпринять самостоятельный прорыв, я сильно сомневался.

– Товарищ подполковник, на проводе Ставка, – голос связиста непроизвольно дрогнул.

– Слушаю, – произнес я, приняв у старшины трубку телефонного аппарата.

– Товарищ Нагулин, – услышал я слегка искаженный, но узнаваемый и знакомый каждому жителю страны голос с легким грузинским акцентом, – Мне доложили, что с поставленной задачей вы справились.

– Так точно, товарищ верховный главнокомандующий. Оборона противника прорвана. В химическом заграждении пробиты безопасные коридоры для ввода в прорыв армий товарища Конева. Прошу разрешения на вывод из боя моих танковых бригад. Они понесли серьезные потери и исчерпали свои наступательные возможности.

– Действуйте по обстановке, товарищ Нагулин. Вам на месте виднее, но учтите, что в вашем распоряжении совсем немного времени. Вы нужны нам здесь, в Москве. Ваша оперативная группа расформирована ввиду выполнения задачи, для решения которой она создавалась. Передайте танковые бригады и батальоны химзащиты в распоряжение штаба товарища Конева и немедленно выезжайте в столицу.

* * *

Рихтенгден пришел в себя от тряски и саднящей боли в левой ноге. На самом деле болело почти все тело, но нога чувствовала себя особенно плохо. Острое жжение и зуд ощущались и на левой руке.

– Герр оберст, как вы себя чувствуете? – над полковником склонился санитар-фельдфебель.

Полковник лежал в кузове грузовика вместе с еще десятком раненых солдат и унтер-офицеров. Машина двигалась по неровной дороге с довольно приличной скоростью. Водитель, видимо, очень спешил.

– Что со мной произошло?

– Русский осколочно-химический снаряд. Вам повезло, герр оберст, взрыв произошел не слишком близко.

– Иприт?

– Смесь. Чистый иприт еще не начал бы действовать. Вас ранило менее часа назад. Вы ощущаете сильное жжение и зуд?

– Да. Болит все тело, но в левой ноге и левой руке боль особенно сильная и дергающая.

– Это люизит. У него почти нет скрытого периода действия. Солдаты обработали ваши раны жидкостью из индивидуального противохимического пакета, но сделали это не сразу, а только после того, как вынесли вас из-под обстрела. Я провел обработку еще раз и вколол вам обезболивающее.

– Что с батальоном? Кто сейчас командует?

– Батальона больше нет, герр оберст. Потери превысили восемьдесят процентов личного состава. Гауптман Рутцен был убит осколком того же снаряда, который ранил вас. Командование принял обер-лейтенант Зайдель. Потом погиб и он. Что было дальше, я не знаю – получил приказ эвакуировать раненых.

– Мы остановили русских?

– Мы – нет. Противник прорвал все три полосы обороны батальона, не помог даже подход полковых резервов, но уже двигаясь в тыл, я видел наши танки, шедшие к фронту. Много танков, а также колонны грузовиков и бронетранспортеров.

Полковник прикрыл глаза с некоторым облегчением. Похоже, командир полка все же довел его информацию до командующего, и генерал фон Клейст своевременно отреагировал на возникшую угрозу. Жаль, конечно, что сам Рихтенгден теперь не боец, как минимум, на месяц. Приправленная рваным железом смесь иприта и люизита вряд ли способна пойти организму на пользу.