Рождение разума. Загадки нашего сознания - Вилейанур С. Рамачандран

Теперь обратимся к лексикону. Как нам удалось разработать общий словарь — такой громадный объем из тысяч слов?[9]Могли ли наши предки — гуманоиды сидеть вокруг костра и говорить: «Теперь эту штуку все будем называть топором?». Конечно нет. Но если они не делали этого, то что же? Пример «буба — кики» дает нам ключ к этой загадке. Он показывает, что существует непроизвольный «опережающий перевод» представленной в веретенообразной извилине зрительной информации об объекте в слуховую, представленную в слуховой коре. Другими словами, синестетические кросс-модальные абстрактные понятия уже подключены — это, если можно так выразиться, «опережающий перевод» визуального изображения в аудиальное представление. Конечно, это очень незначительный сдвиг, но, чтобы дать чему‑то начало, для эволюции вполне достаточно и такого[10].

Правда, это только часть истории. Подобно тому как существует опережающая встроенная кросс-модальная активация между звуком и зрительным образом — эффект «буба — кики», есть также и непроизвольная кросс — активация между зрительным полем в веретенообразной извилине и зоной Брока в лобной части мозга. Она создает программы, контролирующие мышцы, которые участвуют в воспроизведении звуков, речи и артикуляции — наши движения губами, языком и ртом. Откуда мы это знаем? Произнесите слова «низенький», «крошечный», «мизерный». Посмотрите на свои губы в это время: они мимически воссоздают визуальное изображение того, что вы говорите. А теперь скажите «огромный», «большой»… Такое подражание выявляет опережающий сдвиг к отображению определенных визуальных форм в конкретных звуках, представленных в моторных картах зоны Брока (см. рис. 4.7).

В третьей части моей теории содержится утверждение о том, что помимо вышесказанного существует опережающая перекрестная активация между проекциями руки и рта в мозгу, которые находятся в непосредственной близости друг от друга на карте Пенфилда (см. рис. 1.6). Могу проиллюстрировать это, воспользовавшись примером Дарвина. Он заметил, что когда люди что‑то режут ножницами, они бессознательно сжимают и разжимают свои челюсти, как будто подражая движению пальцев. Я назвал этот феномен синкинезией, потому что области руки и рта находятся близко в мозгу и, возможно, здесь существует некоторая избыточная активность сигналов, идущих от жеста к воспроизведению звука (например, движения рта, произносящего такие слова, как «низенький», «крошечный» или «мизерный»).

Система невербального общения была чрезвычайно важна для наших предков — гуманоидов, поскольку во время охоты они не могли обмениваться громкими окриками. Мы также знаем, что правое полушарие осуществляет эмоциональные гортанные звуки при поддержке передней поясной извилины. Совместите это с «опережающим переводом» жестов руки в движения губ и языка, и вы получите первые слова гуманоидов — «протослова».

Таким образом, мы имеем три группы: первая — рука рот, вторая — рот в зоне Брока / зрительный образ в веретенообразной извилине / звуковой контур в слуховой коре; и третья — слух/зрение (эффект «буба — кики»). Работая совместно, все три группы имеют самостоятельный синергетический эффект вся эта лавина завершается возникновением примитивного языка (см. рис. 4.7).

Все это прекрасно, но как мы объясним иерархическую структуру синтаксиса? Например: «Он знает, что я знаю, что он знает, что у меня были шашни с его женой» или: «Она ударила мальчишку, который поцеловал девчонку, которую она терпеть не может». Как складывался в языке этот иерархический порядок? Отчасти, как мне кажется, он отталкивался от семантики[49], из области височно-теменно-затылочного соединения (ВТЗ), которая включает абстракции (я уже рассказывал о том, как они могли развиваться). Возможно, что абстрактные понятия (и семантика) переросли в синтаксические структуры и могли играть ведущую роль в ее эволюции. Однако иерархическое «дерево» синтаксиса могло эволюционировать в связи с использованием орудий. Ранние гуманоиды умели пользоваться орудиями, в особенности теми, что известны как сборная техника: из куска камня делается головная часть — первая ступень, затем к ней приделывается рукоять — вторая ступень, и, наконец, готовое изделие используется как орудие труда или охоты — ступень третья. Между этой функцией и расположением слов в длинном предложении есть операционная аналогия. По-видимому, то, что исходно развивалось в области ручной деятельности, теперь воспринято и ассимилировано в зоне Брока и применяется в таких аспектах синтаксиса, как иерархические построения языка.

Рисунок 4.7

Новая теория синестетических источников происхождения языка. Стрелки изображают изменение топографии перекрестных территорий, которые мы определили для синестезии в веретенообразной извилине.

а. Непроизвольное синестетическое соответствие между очертаниями зримых объектов (как представлено в IT и других зрительных центрах) и звуковым контуром, представленным в слуховой коре (как в нашем примере с «бубой — кики»). Такое соответствие могло бы базироваться либо на прямой перекрестной активации, либо при содействии ангулярной извилины — ее участие в межсенсорных преобразованиях давно известно.

б. Топография перекрестных территорий (возможно, вовлекающие дугообразные пучки) между звуковым контуром и двигательными картами в зоне Брока или неподалеку от нее (возможно, при содействии зеркальных нейронов)

в. Топография, идущая от мускула к мускулу (синкинезия[50]), вызванная соединениями между жестами руки и языка, движениями губ и рта у гомункулуса Пенфилда, синкинестетически воспроизводит жест соединения большого и указательного пальцев (говорящий о чем‑то маленьком, противопоставляя это «большому» или «огромному»)

Каждый из этих эффектов дает небольшой сдвиг, но, действуя совместно, они могли проложить дорогу к возникновению сложного языка. Эти соображения очень далеки от идеи Стива Линкера о том, что язык является специфической адаптацией, которая развивалась постепенно для единственной цели — коммуникации. Я же, напротив, полагаю, что это случайная синергетическая комбинация набора механизмов, которые изначально эволюционировали для других целей, но позже стали преобразовываться в механизм, который мы называем языком. Так часто происходит в эволюции, но этот стиль мышления еще не проник в неврологию и психологию. Кажется странным, что нейрофизиологи часто недооценивают эволюцию как объяснение, принимая во внимание, как сказал однажды Добржанский, что биология теряет свой смысл, если не видеть ее в свете эволюции[11].

Мой последний довод касается зеркальных нейронов, о которых мы говорили в главе 2. Эти клетки, расположенные в теменной и лобной долях, активируются не только когда вы двигаете собственной рукой, но также и когда следите за тем, как кто‑то другой двигает своей рукой. Подобные нейроны также существуют для движений рта и лица: они активируются не только когда вы высовываете язык или вытягиваете губы, но и когда смотрите на то, как это делают другие, даже если вы никогда не видели ваших собственных губ или языка. Эти нейроны должны устанавливать согласованность между: 1) особо точной последовательностью волевых двигательных команд, посылаемых мышцам, отвечающим за произнесение звуков и речи; 2) ощущением положения губ и языка (проприоцептивная чувствительность), идущим от рецепторов ваших ротовых мышц; 3) зрительным образом губ и языка кого‑то другого; 4) слуховым восприятием фонемы. Эта способность отчасти врожденная: если вы показываете язык новорожденному младенцу, он скопирует вас. Однако для чтения по губам в детстве требуется более сложное тройное согласование звука фонемы, вида губ и языка и ощущения их положения. Похоже, что эти нейроны могли играть важную роль в развитии общею словаря, имитируя визуальный образ произнесения звуков и согласуя его с услышанными.