Пропущенный вызов - Мария Воронова

Итак, вскрытие, потом еще одна или две ночи вповалку с другими покойниками, и только потом последнее свидание с родными и похороны.

Ключевая фраза ханжеской риторики «врач – особая профессия» все же верна. Врач точно знает, что с ним будет, когда заболевает. Его не обмануть всякими ложными надеждами, приходится видеть лицо смерти, как она есть.

«Слава богу, – думал Руслан, – у меня сильная интоксикация, и от этого я плохо соображаю. Как-то высокая температура помогает смириться с мыслью, что меня скоро не станет, и время удлиняется от нее. Не верится, что меньше двух недель назад я был сильным и здоровым, с кучей планов и надежд».

…После операции Руслан пошел к себе, чувствуя сильную боль в ноге. Последнее время она стала беспокоить его больше, чем раньше, но он решил, это оттого, что он снова после долгого перерыва был с женщиной.

Вспомнил Лизу и улыбнулся. Определенно, оно того стоило. Ради Лизы стоило терпеть и не такое.

Он вытянул ногу на диване. Обычно это помогало, но сегодня даже прикосновение легкой ткани хирургических брюк к бедру усиливало боль, и Руслан потянулся за таблетками. Взяв баночку, он несколько раз подбросил ее на ладони, надеясь уговорить себя не принимать обезболивающее, но тут неловкое движение ногой вызвало такой приступ боли, что Руслан едва не вскрикнул и принял сразу две таблетки.

Через полчаса ему стало легче, но сверлящее, грызущее чувство в ноге все равно оставалось, и Руслан задумался, как добраться домой. Вызвать такси или просить Макса, чтобы заехал. Но у брата и так полно хлопот с Христиной.

Когда возлюбленная получила травму, Макс сорвался к ней в Киев, и сделал все возможное и невозможное, чтобы Христина поправилась.

За жизнь ее больше не было оснований опасаться, но предстоял долгий восстановительный период, чтобы последствия тяжелой черепно-мозговой травмы не остались с девушкой на всю жизнь. Две недели назад они вернулись в Петербург, и Макс устроил Христину в неврологическое отделение, занимающееся именно этой проблемой, но лечением был пока не очень доволен.

Руслан не спрашивал, но подозревал, что все это сильно истощило кошелек брата, по крайней мере деньги, отложенные на квартиру, были потрачены все, и теперь Макс, когда не сидел с Христиной, бегал как сумасшедший по частным консультациям и даже снова стал брать ночные дежурства.

«Отвлекать его по всяким пустякам – настоящее свинство», – решил Руслан и подумал, что если полежит на диване часик-другой, то нога совсем пройдет, и можно будет спокойно ехать общественным транспортом.

Во рту пересохло, и Руслан некоторое время размышлял, чего ему больше хочется – утолить жажду или так и лежать неподвижно, чтобы ненароком не растревожить ногу неосторожным движением.

Он закрыл глаза и, кажется, задремал, потому что не заметил, как у него в кабинете оказался Ян Александрович. Профессор Колдунов по-хозяйски поставил на стол бутылку и полез за рюмками.

– Рабочий день окончен, – сказал он деловито, – выпей со мной по пять капель за уход на заслуженный отдых!

– В смысле? – встрепенулся Руслан.

Колдунов молча сунул ему под нос заявление об увольнении.

Руслан нахмурился:

– Ты шутишь, что ли?

– Увы, мой друг… Сейчас с тобой отмечу и по дороге домой отдам в секретариат.

– Александрович, но это антинаучно! За твою пенсию надо не по пять капель, а дикую вакханалию устроить, с твоим стажем-то! Тут необходимо не просыхать минимум три дня, и то будет мало.

– По пьяни я вообще никогда на пенсию не соберусь, – засмеялся Колдунов, – а если серьезно, Руслан, то у меня все. Завод кончился. Сорок лет без малого я работал честно и отдавал людям все свои знания и опыт, старался сделать максимум при минимуме средств.

– Все это мы услышим в речах на официальном банкете, – фыркнул Руслан, – говори по существу.

– По существу меня назначили в комиссию по жалобе. Вкратце: у одной бабки умер муж, после чего она стала бомбардировать жалобами все инстанции с такой страстью, будто ей обещали: если врачей накажут, то муж воскреснет. В семи организациях ей ответили, что вины врачей нет, и она пошла по второму кругу, из-за чего, собственно, и собрали компетентную комиссию, в которую включили твоего покорного слугу.

Рассказывая, Колдунов открыл бутылку и разлил коньяк по низким пузатым стопкам. Лучи лампы дневного света вдруг блеснули в затейливой резьбе на хрустале, рассыпались разноцветными солнечными зайчиками, и Руслан подумал, как было бы хорошо, если бы Колдунов догадался выключить свет.

Коньяк был очень хорош, возможно, Колдунов берег его двадцать лет именно для этого случая, все откладывая и откладывая свой выход на заслуженный отдых, но Руслан вдруг почувствовал, что не сможет сделать даже маленького глотка, пусть даже по такому важному поводу. Он сделал вид, будто пригубил, и обхватил рюмку ладонью, чтобы Ян Александрович не увидел, что в ней не убывает.

– Уже сама мысль, что существует минимум семь организаций, куда можно пожаловаться на докторов, выбивает из колеи, – продолжал Ян, ловко нарезая лимон, – и я задумался, хочу ли я дальше, вместо того чтобы оперировать, объяснять, что я не идиот, семи разным профанам, причем не всем вместе, а каждому по отдельности? Вообще, Руслан, это такая страшная ошибка, все эти надзиратели! Такая страшная!

– Не преувеличивай.

– Ничуть! Смотри, у каждого врача образуется собственное кладбище, это факт, с которым ты, как опытный специалист, не станешь спорить. Как ты ни крути, а все равно кто-то умрет не по твоему злому умыслу или по дурости, а просто ты чуть-чуть не сообразил, на минутку опоздал, о чем-то забыл в самый нужный момент. И, может быть, если бы сообразил, успел и вспомнил, ничего б не изменилось, болезнь оказалась сильнее тебя, но тем не менее… Поэтому и нужны комиссии изучения летальных исходов, чтобы врачи собирались, анализировали произошедшее и думали, а был ли способ этого избежать? Может быть, надо было сделать вот это? Или то? Но поскольку перед каждым врачом, который, как писал Евгений Шварц, «тоже человек, он жить хочет», маячит призрак уголовной ответственности, он идет на КИЛИ[2] с одной мыслью: «я не я и елка не моя». Потому что, как только появляется идея, что была возможность больного как-то спасти, тут же следуют оргвыводы. В результате смерть пациента никого ничему не учит.

– Это да, – усмехнулся Руслан, – слушай, а жалоба, по которой ты ездил, она обоснована вообще?

– В том и дело, что абсолютно нет. Но представь, если бы мы с тобой, будучи врачами, контролировали работу физиков-ядерщиков, и нам бы пришла жалоба, что академик Петров придумал неправильную схему атомной бомбы, мы, не имея нужной квалификации, не могли бы сказать сразу, что жалоба эта – полнейший бред. Нет, мы, будучи добросовестными людьми, помотали бы нервы академику Петрову, чтобы он нам все объяснил в доступной форме, оторвали бы от работы других физиков, чтобы они подтвердили или опровергли жалобу, словом, проделали бы кучу полезной работы, в итоге которой все равно ничего бы не поняли, но на всякий случай сказали Петрову «ай-ай-ай» и лишили премии.