Договор на счастье - Софья Беккет

Внутри коробки лежали кожаный блокнот и брелок с моим именем на них, заколка для волос и записка. Игнат всегда внимательно меня слушал и знал, что выбор блокнота в качестве подарка я оценю. У меня их целая куча с разными моими записями по работе или с идеями, рисунками и мыслями о жизни. Блокнот был гладким на ощупь, не считая выпуклой части имени, маленьким и удобным для носки в сумке. И теперь он пополнит мою коллекцию.

Остальные части подарка, лежащие под блокнотом, были причиной, по которой я должна была открыть его дома. Игнат утром точно знал — я их не взяла бы. На записке лежали заколка и брелок с ключами. Не нужно быть гением, чтобы с первой секунды понять, дверь чьей квартиры они открывают. Да и прочитанная записка не оставила сомнений.

'Я каждый день считаю минуты до нашей встречи!

Оставь ключи себе. Не тороплю. Я буду ждать'.

Не зря весь вечер меня мучило предчувствие признания с его стороны. С какими словами я теперь буду возвращать ключи — не знаю, но сделать это придётся. Также сначала я думала о заколке. Пока не вспомнила слова Игната.

«…Подарок от чистого сердца, для тебя…»

Вернуть ключи — это отказаться от предложения быть с ним. Уверена, он со временем поймёт. Но вернуть украшение — это оскорбление, которое Игнат может мне никогда не простить. Это будет больнее, чем я обидела его утром. Он же сказал, не нужно мне — выбросит, и я ему верю. Поэтому оставлю заколку себе. Совру, если скажу, что она мне не понравилась. Увидев её, на глазах заблестели слезинки. Мне такое ещё не дарили. Она небольшим размером походила на кукольную, но захватывала густую прядь волос и держалась на ней, не сползая. Примерив заколку, отметила, что она мне идёт. К тому же сочетается с моим жемчужным набором. Игнат не просто её купил, он тщательно подбирал подарок. О стоимости промолчу. Я ещё в кафе в день знакомства поняла, что Игнат не приценивается, не считает деньги, как делаю это я и мои коллеги, недавно работающие в компании. Значит, ему это не требуется. Он богат. Его выдавало и некоторое смущение, когда он хотел скрыть свой социальный статус. Я чувствовала, что для него это важно, а для меня не имело никакого значения.

Мои выходные прошли в размышлениях. Как мне после всего смотреть ему в глаза, разговаривать с ним, ощущая себя словно предатель. Напрасно. Всю следующую неделю Игнат не появлялся на работе, не звонил мне и не писал. Это было необычно и совсем на него не похоже. В среду я набрала ему сама, но из пяти звонков он не ответил ни на один. Тогда после работы я прямиком отправилась к нему в квартиру. Он говорил, что последнее время жил в ней, и я надеялась застать его там. Пятнадцать минут я стояла у закрытой двери, за которой не издавалось ни звука. И я решилась. Достала из сумки ключи, что собиралась вернуть хозяину, и, открыв дверь, зашла внутрь. Пройдясь по квартире, было понятно, что Игнат здесь не был с субботы, как поехал меня отвозить. Не наблюдалось и визита домработницы. Тот же знакомый беспорядок в спальне с незаправленной кроватью и на кухне с посудой в раковине.

Прибирая в квартире, я ждала его возвращения. Вдруг он почувствует или случайно сегодня заедет сюда. Мне просто необходимо перед ним извиниться, каким-то образом всё объяснить. И поблагодарить за подарок. Планировщик из меня вышел не очень хороший. Игнат не пришёл, а мне ближе к ночи пришлось вызывать такси.

Следующий день не заладился с самого утра. Я чуть снова не опоздала, так как до середины ночи не могла уснуть. Альтернативный вариант эскиза столовой в текущем проекте не получался, а я хотела успеть сделать несколько разных вариантов до встречи с Соломиной в пятницу. Анна мне понравилась и как клиент, и как человек. Была не прихотлива и полностью полагалась на наш вкус. Но мне хотелось предоставить ей больше вариаций для подбора желаемого.

— Полагаю, сегодня ты побила все рекорды по раздражительности, спокойная ты моя, — доносится голос подруги, когда я карандашом перечёркиваю работу. Сминая очередную неудачу в руках, бросаю бумагу в дальнюю урну около стойки с кофемашиной. Удивительно, но Влада единственный улыбающийся человек, который меня не выводит из себя. Даже сейчас, когда откровенно надо мной подшучивает. — Браво! Трёхочковый бросок засчитан. Какое попадание! Не думала испытать себя в спорте? Советую баскетбол. А, нет, не выйдет! Росточком не подойдёшь. Ну, ничего. Есть ещё бита. Как там это называется?

— Бейсбол. Биты у меня под рукой нет, но вместо неё могу в тебя блокнотом запустить, — беру его в руки, демонстрируя предполагаемый запуск.

— Ахаха, блокнотом нельзя! Игнат обидится, вдруг такую красоту поцарапаешь.

— Ахаха, — передразниваю подругу и откладываю подарок в сторону. — Очень смешно. Плевать ему на всё. Возможно, мы больше даже не увидимся.

Как я за пару дней накопила в себе эту горечь и за секунду выплеснула в словах уму непостижимо. Но Владка вмиг становится серьёзной, ставит на стол чашку с недопитым чаем и срывается со своего места, подбегая ко мне.

— Стоп, — нависает над моим столом. — Откуда такие выводы?

— Влад, он даже трубку не берёт, когда звоню я! У меня нет возможности хотя бы извиниться.

Нас прерывает телефонный звонок. Влада брезгливо морщит лицо, поглядывая на экран своего телефона, обречённо выдыхает и, пробубнив «что этой швабре надо?», принимает вызов.

— Да… — слушает и переводит свой взгляд на меня, приподняв брови от удивления. — Так, обед же… Хорошо, поняла. Я передам.

— Тебя желает видеть господин Виленский.

На пару мгновений я замираю, пытаясь вспомнить все возможные косяки за последние недели. Что такого можно натворить, чтобы ни с того ни с сего быть представленной Максиму Викторовичу? Первой отмирает подруга.

— Сейчас и со всем этим скарбом, — в воздухе обводит указательным пальцем горы рабочего процесса на моём столе. — Я же правильно понимаю? Это для Соломиной?

Киваю, складывая всё, что можно показать начальству. Благо, есть что. Я только недавно занялась коттеджем Анны, но мне импонировала не только его хозяйка, но и сам дом. Это моя мечта. Поэтому, даже дома я занималась делом.

Зря я за это недолгое время работы не поинтересовалась владельцем компании. Сейчас бы не тряслась в думах о проступках и знала хотя бы, как он выглядит. Тогда могла бы примерно предположить какой у него