В темном-темном космосе - Роберт Шекли

Когда пришлось быстро и беспрекословно подчиняться приказам, паралич, внушенный Уокером самому себе, как рукой сняло. А значит, инструкции Уэйверли можно смело забыть. В космосе с паранормами работать надо по другим правилам:

«Лица, наделенные паранормальными способностями, тоже люди, и обращения заслуживают соответствующего. Сами же паранормальные способности следует воспринимать как рядовой талант и навыки определенного рода, а не проявление „инакости“».

– Сэр? – раздался из динамика голос Уокера.

– Слушаю.

– Разрешите прибавить ходу?

– Выполняйте, Уокер, – спокойным командирским голосом ответил капитан Пауэлл.

– Ну что, космический заяц, выметайся. – Младший офицер улыбался широко, по-мальчишески.

– Может, обсудим это? – спросил Эдгарсон, спускаясь по трапу и стараясь не терять достоинства. – Вовсе не обязательно бросать меня в этой глуши… – Он указал на пустынную посадочную площадку, примитивные постройки из кирпича, асфальтовую дорогу – все признаки атомной отсталой цивилизации. – Поверьте, я отработаю проезд, только подбросьте меня в какое-нибудь цивилизованное…

Люк с лязгом захлопнулся. Эдгарсон вздохнул и поспешил отойти от корабля.

«Боже мой, – подумал он, – я даже не знаю названия планеты, на которую меня выбросили!»

Расправив плечи, он вышел на дорогу. Позади него корабль тихо и грациозно взмыл в небо. Как только он растворился в вышине, Эдгарсон позволил себе ссутулиться.

Чертовы звездолетчики…

Впрочем, за что их винить? У безбилетников нет никаких прав – он знал это изначально. Просто у него не было другого выхода.

Когда все его деловые проекты на Мойре-2 потерпели фиаско, ему пришлось уносить ноги. Самый простой способ, если у тебя в кармане ни гроша, – спрятаться на борту корабля-дальнобойщика. Эдгарсону повезло – корабль взлетел как раз вовремя. Власти Звездного Пояса, украшением которого была Мойра-2, довольно строго относились к тому, что они называли «безответственными банкротствами».

Увы, капитан корабля не менее строго относился к «левому» грузу. Шестьдесят костлявых килограммов Эдгарсона сбросили на первой же по курсу планете с кислородной атмосферой.

И что теперь делать?

Эдгарсон оглянулся на дорожные указатели возле маленького космопорта. К счастью, они были на фаммийском, одном из распространенных языков галактики. Планета называлась Пориф. Раньше про такую он никогда не слышал.

Одна из табличек указывала на город Миф. Сунув руки в карманы, Эдгарсон двинулся в указанном направлении, шаркая ногами о грубое шоссе.

«Это конец, – сказал он себе. – Надежды никакой. Мне ни за что не выбраться с этой планеты».

Четыре раза он зарабатывал состояние и четыре раза терял из-за нелепой изменчивости финансовой системы Пояса.

«Я обречен, – думал он. – С тем же успехом можно повеситься».

Случайный автомобиль едва не сделал повешение излишним. Антикварный бензиновый драндулет мчался по шоссе со скоростью сто километров в час. Эдгарсон услышал рев мотора и обернулся. Авто было уже совсем рядом, его мотало из стороны в сторону. Эдгарсон вытаращил глаза: машина неслась прямо на него.

В последний момент, сбросив оцепенение, Эдгарсон отпрыгнул в придорожный ров.

Автомобиль остановился в тридцати метрах поодаль.

– Сумасшедший! – крикнул Эдгарсон предположительно по-фаммийски. Самоубийство – это, конечно, хорошо. Но когда тебя чуть не сбивают насмерть… – Эй, что ты делаешь? – крикнул он человеку, который начал сдавать машину задом. – Хочешь повторить попытку?

– Мне ужасно жаль, – сказал водитель, любезно улыбаясь. Он был крупного сложения, краснощекий и рыжеволосый. – Вот уж не хотел тебя напугать.

– Напугать? – рассердился Эдгарсон. – Черта с два. Ты меня чуть не убил!

– Ничего подобного. – Здоровяк внимательно оглядел Эдгарсона. – Ты еще не в том возрасте.

– Да ладно, – сказал Эдгарсон. – Умереть можно в любом возрасте.

– А-а, ты, наверно, с другой планеты, – догадался рыжий. – Я не сразу обратил внимание на твой акцент. Что ж, приятель, здесь ты не можешь умереть. По крайней мере, не сейчас.

– Я могу умереть в любом месте и в любое время, когда захочу, – сказал Эдгарсон и почувствовал себя глупо.

Рыжеволосый задумался на секунду, потирая нос веснушчатым указательным пальцем.

– Сколько тебе лет? – спросил он.

– Тридцать шесть.

– Так я и подумал, ты примерно моего возраста. Здесь, на Порифе, ты не можешь умереть, пока тебе не исполнится сорок четыре. По крайней мере, не в текущем цикле.

Эдгарсон не нашелся что ответить. Он просто удивленно разинул рот.

– Меня зовут Фаулз, – представился мужчина. – Могу подбросить до города.

Эдгарсон забрался в машину, и уже через несколько секунд Фаулз закладывал крутые виражи.

– Ты убьешь нас обоих, – охнул Эдгарсон. Пейзаж за окном со свистом проносился мимо.

– Может быть, я и в состоянии эйфории, – сказал Фаулз, – но статистика не подтверждает твои страхи. Я не убью ни тебя, ни себя. А машина застрахована.

Остаток пути Эдгарсон стоически хранил молчание. Пока он не выяснит, что представляет собой Пориф, лучше держать язык за зубами. Не хватало еще нарушить какое-нибудь табу.

Среди великого множества планет цивилизованной галактики встречаются довольно-таки странные места, где благоразумие и здравый смысл не стоят ни гроша. Где закон гравитации отменяется на шесть месяцев в году, а постулаты земной науки воспринимаются как изящные фантазии.

Законы мироздания в формулировке ученых Земли и Пояса нисколько не волновали древнюю матушку-природу. Возможно, ей просто наскучило создавать однотипные Вселенные. Поэтому Эдгарсон вполне допускал, что здесь, на Порифе, он может умереть только по достижении сорока четырех лет.

– Вот мы и приехали, – радостно сообщил Фаулз, останавливаясь перед кирпичным домиком в пригороде. – Что я еще могу для тебя сделать? Какое-нибудь одолжение?

«Да, парень явно в состоянии эйфории, – подумал Эдгарсон. – Но это не повод отпускать его просто так».

– Временно я стеснен в средствах, – начал он вкрадчиво. – Может быть, ты…

– Ни слова больше, – прервал его Фаулз. – Будь моим гостем. Заходи в дом, располагайся. Сейчас я не могу отказать тебе ни в чем.

– Точно ни в чем? – Глаза Эдгарсона прищурились.

– Почти ни в чем. У меня сейчас пик альтруизма. Одна из моих особенностей. Конечно, через день или два это пройдет. Вероятно, потом я буду очень жалеть. Но сейчас – добро пожаловать!