Смотри в лицо ветру - Иэн Бэнкс

– Эй, Наделенный, от тебя одни проблемы, знаешь ты это, мешок с говном?

– А как эта штука работает?

– Фиг его знает.

Дымящийся наземный дредноут с сорванной башней, оставив на склоне широкую сочлененную ленту гусеницы, надсадно зарычал и сполз в кратер. Уороси очнулась первой, выбралась из вязкого месива, попыталась и его вытащить, но тяжелая машина погребла его под собой. Он завопил: чудовищный груз впечатал его в грязь, сдавил ноги, переломал кости.

Он видел, как взлетел флайер, унося ее на корабль, к безопасности. Небо полнилось вспышками, уши гудели от взрывов. Наземный дредноут содрогался, внутри рвались боеприпасы, каждый взрыв исторгал у него вопль. С небес хлестал дождь, заливал лицо, пропитывал шерсть, скрывал слезы. Вода в кратере прибывала, предлагая альтернативный способ смерти, но очередной взрыв в недрах горящей машины сотряс землю, из лужи взметнулся фонтан грязи, и вода, пенясь, унеслась в глубокую воронку. Туда же обвалился и склон кратера, нос наземного дредноута накренился, задок вздернулся, и огромная машина с грохотом кувыркнулась в дымящуюся яму, откуда вырвались новые оглушительные взрывы.

Он попытался выкарабкаться, упираясь руками, но не смог. Тогда он начал откапывать ноги.

Наутро разведчики Невидимых, прочесывая местность, обнаружили его, увязшего в грязи: за ночь он прокопал вокруг себя канавку, но освободиться так и не сумел. Один из мятежников пнул его в голову, приставил ко лбу дуло, но у Квилана хватило сил сообщить им свое имя и звание, и Невидимые, не обращая внимания на вопли, вытянули его из грязевой ловушки, выволокли из ямы и швырнули в кузов раздолбанного бронегрузовика, к мертвым и умирающим.

Фургон с обреченными тащился медленнее всех, будто не надеясь завершить это путешествие. Тыльные дверцы сорвало в какой-то перестрелке, и грузовик со скоростью пешехода плелся по бескрайней Феленской равнине. Его закинули в кузов, вытерли с глаз кровь, и он увидел дочерна выжженную землю с редкими мазками дыма на горизонте. Черные и серые облака то и дело осыпались пеплом, будто ласковым дождем.

А когда грузовик полз по низине, хлынул настоящий ливень; дорогу быстро развезло и затопило, вода переливалась через борта. Его, воющего от боли, подняли с пола и швырнули на заднюю скамью. Сам он, с трудом двигая головой и одной рукой, беспомощно смотрел, как три пары носилок с ранеными скрылись в водовороте бурой жижи. Он и еще один пленный закричали, но их никто не слышал.

Грузовик трясло и болтало из стороны в сторону, как щепку в потоке. Широко распахнутыми глазами он смотрел в искореженный потолок, а грязная вода все прибывала, погребла утопленников, подступила к его коленям. Он не знал, стоит ли цепляться за жизнь, но, поразмыслив, решил, что стоит, поскольку остается крохотный шанс снова увидеть Уороси. Наконец грузовик обрел устойчивость, медленно выполз из затопленной низины и, фырча, потащился дальше.

Вязкая грязь – вода, смешанная с пеплом, – вытекала через дыры в бортах, обнажая трупы, покрытые серой слизью, точно саваном.

Грузовик то и дело объезжал воронки, оставленные снарядами, и, кренясь из стороны в сторону, пересек два понтонных моста. Навстречу неслись другие машины, а однажды над крышей фургона пролетели два сверхзвуковых истребителя, взметая с дороги пепел и пыль. Фургон никто так и не обогнал.

Два ординарца Невидимых, неохотно исполняя приказ старшего по званию, оказывали ему минимальный уход. На самом деле это были Неслышимые, кастой выше с точки зрения лоялистов. Их подопечный выжил, и настроение парочки непредсказуемо менялось: они то радовались, что им достанется часть выкупа, то сокрушались, что он не сдох. Он мысленно нарек их Говнюком и Пердуном и гордился тем, что не помнил их настоящих имен.

По большей части он грезил. В основном ему мерещилось, как он разыщет Уороси, которая и знать не знает, что он выжил, и его появление станет для нее полнейшим сюрпризом. Он пытался представить выражение ее лица, смену эмоций.

Разумеется, все произойдет совсем не так. На его месте она поступила бы точно так же и попыталась бы разузнать, что с ним случилось, отчаянно надеясь, что он каким-то чудом уцелел. Значит, она узнает, или ей сообщат, как только станет известно о его спасении, поэтому он не увидит такого выражения, какое сейчас воображает. Однако он мог его себе представить и проводил за этим занятием часы напролет, пока грузовик, подскакивая на ухабах и скрипя, тащился по испепеленной равнине.

Как только к нему вернулся дар речи, он назвался, но этому вроде бы не придали значения; для них важно было лишь, что он аристократ, в броне и с метками благородного. Он не знал, надо ли напоминать им, как его зовут. Если эту информацию передадут вышестоящим, то Уороси, возможно, скорее узнает, что он жив, но суеверная, заскорузлая часть его сознания сопротивлялась, поскольку он легко представлял себе, как ей об этом сообщают – надежда на чудо, вопреки всему, оправдалась, – и представлял выражение ее лица, но с равной легкостью сознавал, что без медицинской помощи может умереть от ран, ведь с каждым днем он все слабеет.

Будет слишком жестоко, если она сперва узнает, что он выжил, а потом выяснит, что он умер от ран. Он не стал напоминать своего имени.

Возможно, будь у него чем откупиться, он бы поднял шум, но денег при нем не было, а лоялисты (и силы наемников, которым было все равно, на чьей стороне воевать), оттесненные к родной планете Чел, вынужденно перегруппировывались. Впрочем, это не имело значения. Уороси там, с ними. Она в безопасности. Он продолжал воображать, какой у нее будет вид.

Он впал в кому задолго до того, как фургон прибыл в полуразрушенный город Гольсе. Его выкупили и перевезли в бессознательном состоянии. Только спустя четверть года, когда война закончилась, он вернулся на Чел и лишь тогда узнал об участи «Зимней бури» и Уороси.

Он отбыл ночью по бортовому времени всесистемника, когда солнцеполоса, потускнев, почти исчезла и темно-багровое сияние озарило три огромных корабля и редкие стайки машин вокруг них.

Он снова сменил перевозчика и оказался на так называемом сверхбыстром дозорном корабле; начался последний этап путешествия к орбиталищу Масак. Пройдя внутренние поля у кормы «Санкционного списка», корабль отделился от серебристого эллипсоида и лег курсом на звезду и систему Лацелере, а всесистемник – огромная пещера воздуха и света в межзвездной пустоте – начал закладывать вираж для возвращения в челгрианскую зону космоса.

Уаген Злепе, ученый, свисал с левого субвентрального участка кожной кроны дирижаблевого левиафавра Йолеуса, держась цепким хвостом и левой рукой. В одной ноге он сжимал глифопланшетку и писал в ней свободной рукой. Другая нога болталась в воздухе, временно избыточная для его нужд. Он был облачен в мешковатые светло-вишневые панталоны (закатанные выше колен) с широким кушаком и короткую черную куртку со сложенным капюшоном; вокруг щиколоток сомкнулись толстые зеркальные браслеты, шею обвивало ожерелье с четырьмя тусклыми камешками, а голову прикрывала шапка с кисточками. Его кожа была светло-зеленой; стоя на задних ногах, он достигал двух метров, а если измерять от носа до хвоста, то немного больше.