Канал имени Москвы. Лабиринт - Аноним

«Эх, бескрылые вы мои, – всё-таки осуждающе подумал Юрий неизвестно о ком, – совсем разучились летать». И капризно поморщился – ведь станция действительно спала.

Тени должны ожить. Как? Почему? Что это значит? Кое-что Шатун всё-таки скрывает от него, а такое не годится между партнёрами.

– Эй? – тихо позвал Юрий Новиков.

Лишь гул, скучный механический звук. И никакой тайной музыки.

– Эй, парень Боб? – снова попробовал он. – Джимми-бой? Чёрный человек?!

И почувствовал себя кем-то вроде самозванца.

– Парень Боб?..

Юрий прислушивался, пытался уловить хоть какой-то знак, но тени великих молчали. Шатун что-то скрыл от него, а так не пойдёт.

– Эй, Громила! – потребовал Юрий Новиков.

«Я здесь», – тут же отозвался Шатун.

«Так-то лучше», – подумал Юрий, пытаясь утаить от Шатуна эту свою мысль. Тот молча ждал, но Юрий вдруг понял, что ничего утаить не удалось, – было в этом ожидании что-то насмешливое. И когда Шатун заговорил, Юрий Новиков понял, что не ошибся:

«Малыш, ты и вправду, как раскрытая книга. Тебе не мешает укрепиться духом. А то смотри, – смешок, – я ведь могу и передумать».

– И что?!

«Хочешь обратно? В свою берлогу лузера, и жалеть до конца жизни о том, чего не сделал?»

– А ты хочешь остаться в дурке? – огрызнулся Юрий. – В виде овоща?! – вздохнул. – Ладно, Громила, проехали.

В ответ молчание. Какое-то тяжёлое, маслянистое. Юрий Новиков обнаружил, что его рука почему-то пролезла в карман широких брюк, хотя его ничего там не интересовало.

– Эй?! Да ладно, я пошутил…

Молчание. И вдруг что-то качнулось в его голове, такое же маслянистое, выступило из тени, какое-то присутствие: мгновенная боль в висках и… голос Шатуна: «не зови меня больше Громилой».

– Что?

«Вынужден преподать тебе урок. Чтоб ты прояснил характер наших взаимоотношений. А заодно укрепился духом».

– О чём ты?

«Ты уже понял. Вытаскивай. Чёрная метка, – вновь смешок. – От меня. Будет тебе так легче».

– О чём…

Юрий Новиков обнаружил, что его рука извлекла из кармана коробок спичек. Это были огромные спички, прозванные почему-то «Охотничьими». В числе прочих ими пользовались гиды, и они, правда, были очень удобными в лесу: на сильном ветру не гасли, только лучше разгорались.

– Зачем ты, а?!

«Это будет быстро. Чем быстрее покончим, тем лучше».

– Ладно, хорош, не дури. Я всё понял.

«Левая рука. В правой придётся научиться держать оружие».

Юрий с ужасом увидел, как против воли извлекает спичку с продолговатым набалдашником зажигательной смеси.

– Не надо, перестань…

Но руки не слушались. Всего напряжения воли хватило на то, чтобы чиркнуть спичкой чуть слабее.

«Не сопротивляйся. Будет не так больно».

– Пожалуйста. Я понял.

Спичка снова пошла о наждак зажигания. Осыпались первые искры, будто в замедленной съёмке, спичка занялась и вот дала яркую вспышку.

– Нет! – завизжал Юрий Новиков.

Коробок полетел на землю. Он увидел, как правая рука поднесла к раскрытой ладони левой горящую спичку. Голубой ободок пламени, и раскалённая плазма над ним. Боль оказалась невыносимой, а в голове словно вспыхнуло множество тёмных искр. Юрий вопил, но не отводил руки. Пузыри, расходясь концентрическими кругами, лопались на глазах, оставляя запёкшуюся кожу, и вот он уже поджаривал собственное мясо. В воздухе повис густой, отвратительно сладковатый запах, а спичка всё горела и никак не хотела гаснуть.

«Барбекю…» – деловито констатировал Шатун.

– Пожалуйста, хватит, – взмолился Юрий. – Пожалуйста…

Спичка погасла. Юрий Новиков об этом даже не знал, лишь повторял:

– Пожалуйста, умоляю, хватит… Я всё понял, пожалуйста…

«Справь на руку малую нужду».

– Умоляю, пожалуйста…

«Э-э, очнись. Ну-ка, приведи себя в порядок».

В глазах Юрия стояли слёзы.

«Это там, видишь? Отхожее место. Там найдёшь мою балерину».

Рука пылала и сделалась тяжёлой.

«Ступай. Сейчас освобожу тебя от боли».

Юрий всхлипнул. Множество толстых заноз застряло в мозге и в переносице.

«Давай, там такое место… Регенерация будет быстрой. Не как в сказке, конечно, ожог не исчезнет прямо на глазах, но к вечеру ничего не останется, – задумчивый смешок. – Забудешь, что был шашлычком. Так что можно было и правую…»

Боль, эти занозы шевелятся, распухают от боли в пылающей руке. Но вот там, за дверью туалета, спасение…

Шкатулка с балериной, танцующей блюз, валялась в темноте за отхожим местом. Как же хорошо, что её не нашли, о ней забыли. Потому что как только налившиеся тяжестью пальцы Юрия Новикова сомкнулись на ней, боль начала стихать. Сердце забилось ровно, сладостная милосердная прохлада высосала из ладони остатки боли. Юрий с благодарностью прижал шкатулку к груди. Тайная музыка была здесь, вокруг. Станция ожила. Он улыбнулся фигурке балерины, и нежный свет, исходящий от неё, словно стал ответной улыбкой.

Юрий прикрыл глаза. Спасибо, что больше нет боли. И за тайную музыку, что рушит любые преграды. Шатун должен знать, что Юрий Новиков благодарен за урок. А как же ещё? Этот урок показал, какая они вместе сила и как губительны сомнения. И сейчас, когда балерина, танцующая блюз, заговорила с ним, он всё понял. И, конечно же, тени должны ожить.

«Ну что, ронин, – лёгкая издёвка, – ты готов?»

Юрий Новиков засмеялся:

– А как ты считаешь, Громила? – ухмыльнулся, подождал, озираясь по сторонам, и весело добавил: – И пошёл ты, брат, буду тебя звать, как захочу!

Шатун расхохотался в ответ: «Смотрю, тебе понравилось быть шашлычком».

«Вчера там, внизу, прибыла ещё парочка гостей», – подумала Раз-Два-Сникерс, кисло глядя на канистру с испорченной водой. Под её колокольней, словно кавалеры под балконом возлюбленной, собирались странные ребята – «тени», а она без сил, и отсутствие воды лишь ухудшает её состояние. Решение, ей необходимо принять какое-то решение, пока это не сделали за неё, но от сильнейшего обезвоживания в голове плыл дурман, и стоило лишь на мгновение отпустить контроль за рассудком, возвращались грёзы. Грёзы о воде. Вспоминала, как приятно та булькала в канистре, когда она отмывала здесь следы рвоты, стремясь избежать этого мерзкого запаха, на который слетались мухи. Конечно, вода в канистре отравлена, но этот сладкий, ни с чем не сравнимый звук… И как она пьёт, припав губами к горлышку, пьёт вволю, и эта высохшая пустыня внутри начинает оживать, а ещё вода в родниках, куда можно окунуть голову и держать так, и пить губами, лицом, всем телом, пить…