Стрела Чингисхана - Сергей Самаров

Возвращались на тех же самых грузовиках в сопровождении той же самой боевой машины пехоты. Техника ждала спецназовцев там же, где ее оставили. Командир роты, считая, что солдаты уже достаточно познакомились с новой оснасткой, решил поберечь аккумуляторы и приказал отключить питание системы. А это автоматически значило, что капитан разрешил и шлемы снять.

Дорога до военного городка, как обычно, показалась более короткой, чем дорога к полю боя. Доехали быстро. В казарму зашли только для того, чтобы уложить в ящики оснастку, оставили там двух старших лейтенантов, а капитан с подполковником быстрым шагом направились в штаб, где майор Стаканко уже ждал их.

– Опробовали? – сразу спросил он, не предложив офицерам даже присесть. Очень его, видимо, интересовало, как работает новая оснастка, потому что специалисты, готовящие костюм «Ратник», многократно заявляли, что наша армия станет качественно другой с этим костюмом. И этот вопрос не мог не волновать кадрового офицера.

– Оборудование? Опробовали, – ответил комбат. – И бандитов тоже куснули «на зубок». Оборудование, надо сказать, вкуснее, но почти не пригодилось. Хватило пары световых гранат, чтобы их обезвредить.

– А что ОМОН? Гранатами пользоваться не умеет?

– Толку от них… Они привыкли демонстрации разгонять. Там качество сопротивления другое. Там их за пальцы кусают, а здесь стреляют. Здесь они полностью и споткнулись. А гранатами пользоваться в самом деле не умеют. Но это нас сейчас меньше всего волнует. Что-то там в почте должно было на мое имя прийти. Пришло?

– Уже расшифровали. Компьютер свободен. Занимайте…

Командир батальона и командир роты тут же устроились перед экраном. Подполковник взял в руки компьютерную «мышь» и сразу нашел уже расшифрованный текст. Начали читать каждый про себя. Но там и читать-то было немного. Сообщение пришло из антитеррористического центра, где работали в основном прикомандированные офицеры. Местные специалисты, занимающие посты в МВД и ФСБ, предпочитали такую информацию не распространять, поскольку она задевала кое-кого, имеющего, видимо, влияние, а основывалась лишь на недоказанных фактах.

История превращения известного директора школы в главаря банды была предельно банальна и характерна для Северного Кавказа, где понятия «полиция», «сила» и «власть» давно уже стали синонимами и человек, который остро чувствовал желание иметь власть, хотя в действительности еще не созрел для этого нравственно, шел служить в полицию.

Директор школы по своим служебным делам поехал верхом в Южно-Сухокумск. Недалеко от города увидел, как по встречной полосе едет на велосипеде девочка лет пятнадцати. И в это время его обогнала полицейская машина. Обгоняя, полицейские выехали далеко на встречную полосу и сбили девочку. Машина сначала остановилась, двое полицейских, пошатываясь, вышли, посмотрели на нее, на велосипед, переднее колесо которого они переехали, снова сели в машину и поехали дальше. Судя по движениям полицейских и по тому, как, виляя, ехала машина, они были сильно пьяны. Роберт Ильханович хотел оказать девочке помощь, но она уже не подавала признаков жизни. Тогда он позвонил в полицию, сообщил о случившемся. Полиция вскоре приехала. Арсланбекова заставили написать заявление, после чего он отправился в Южно-Сухокумск, где собирался пробыть три дня. А уже на следующий день ему позвонили из полиции. Человек представился подполковником – фамилию директор школы не расслышал – и в категоричной форме потребовал, чтобы Арсланбеков забрал свое заявление и забыл о случившемся. Он, естественно, отказался, поехал в прокуратуру и оставил заявление еще и там.

На следующее же утро Роберту Ильхановичу из школы позвонила завуч и сообщила, что на рассвете в школу заявилась местная полиция, вскрыла директорский кабинет и провела там обыск. В сейфе нашли расфасованный по дозам героин и марихуану и сказали, что директор обвиняется в распространении наркотиков среди школьников. Якобы трое школьников уже дали на директора показания. Правда, в материалах дела, заведенного на Арсланбекова, таких показаний обнаружить не удалось, хотя заявления были зарегистрированы как полагается, но сами они куда-то исчезли из материалов дела. Повторно заявления полицейские не брали, поскольку на директора уже было заведено другое дело, гораздо более серьезное.

– А почему дети писали заявления? – спросил капитан, ткнув пальцем в строчку на мониторе. – Их должны писать родители.

– Не могу знать, товарищ капитан, – ответил подполковник. – Кажется, после четырнадцати лет дети сами отвечают за свои поступки. Возможно, им было больше четырнадцати.

– Все равно меня этот факт смущает. Как и все, кстати, остальное…

– А вот остальное ты уже смотри сам. Там все практически повторяется, словно из одного источника собрано, но внутри каждого материала мнения самые противоположные. Крайние, я бы сказал, от восторженных до обвинительных. Я материалы этой папки собирал и сортировал, знаю их, кажется, наизусть. – Подполковник освободил место за компьютером капитану и добавил: – Здесь все возможные досье, которые можно было добыть. И досье, и характеристики…

Просмотр материалов занял у капитана Чанышева минут сорок. Хотя подполковник Разумовский и предупредил, что все досье повторяют друг друга, тем не менее капитан прочитал все. И надолго задумался.

– Что соображаешь, Валерий Николаевич? – спросил майор Стаканко.

– Мысли возникают о неблагодарности нашей работы.

– Родственным уважением пропитался к потомку Чингисхана? Может, вы и правда родственники?

– А кто сейчас может это сказать?

– Ладно. Если уважаешь, уважай. Врага надо уважать. Тогда про осторожность не забудешь.

– Есть такое дело – уважение. Но совсем, впрочем, не родственное. Просто я думаю, что наказывать надо тех, кто из вполне нормальных, даже хороших людей делает бандитов. В моем скромном понимании мурза Арсланбеков как человек гораздо лучше тех, кто заставил его взяться за оружие.

– А националистическая сторона его натуры тебя не настораживает?

Чанышев над ответом долго не задумывался. Видимо, этот вопрос он сам себе много раз задавал.

– Нисколько. Если человек болеет душой за свой народ, если любит его, он в состоянии и другие народы уважать. А когда человек не любит свой народ, свою страну и свои традиции, он никого не уважает. Я многих душевных космополитов знал. Все говорили о том, как хорошо на Западе и как плохо у нас. Помотались на Западе и вернулись. Туда уже не рвутся. Почему все наши правозащитники и правозащитницы, которые нам в пример нравственности грязную Европу приводят или Америку, – почему они сами там не живут? А они там не нужны. Им не за это платят. Им платят, чтобы они здесь умы возбуждали. И находятся до сих пор такие дураки, которые им верят. Не так много, как раньше, но находятся. И потому я за здоровый национализм в хороших его проявлениях. Сразу уточню. Когда какие-то бритоголовые мальчики бьют дворников из Средней Азии, это не здоровое проявление. Но когда требуют от правительства навести порядок с миграцией, здесь я полностью согласен с националистами. А таких националистов, как Арсланбеков, надо в пример другим ставить. В Ногайском районе Дагестана не только ногайцы живут, но Роберт Ильханович не заставляет их уехать из района. Вот трех полицейских заставил. Двоих перевели в соседние районы, третьего не переводили, сам из полиции уволился и уехал. Я понимаю ситуацию так, что он просто борется с полицейским беспределом в своем районе. Район национальный, а полиция дагестанская. И разница менталитетов создает конфликтную ситуацию.