Последний единорог - Питер Сойер Бигл

— «Замок будет сокрушен тем, кто в Хагсгейте рожден». Как мы можем наслаждаться своим богатством, если знаем, что оно окончится и причиной тому будет один из нас. С каждым днем мы все богаче и все ближе к гибели. Волшебник, пятьдесят лет мы жили, избегая привязанностей, порвали со всеми привычками… Мы готовились к приходу моря. Ни минуты радости не дало нам ни богатство, ни что-нибудь другое: ведь счастье — это тоже нечто, что можно потерять. Пожалейте Хагсгейт, путники, ведь во всем жалком мире нет города несчастнее.

— Погибли, погибли, погибли, — причитали горожане. — Горе, горе нам.

Молли Отрава молча взирала на них, а Шмендрик почтительно сказал:

— Вот это доброе проклятие, вот это профессиональная работа. Я всегда говорю: если тебе что-нибудь нужно, иди к профессионалу. В конце концов это оправдает себя.

Дринн нахмурился, и Молли толкнула Шмендрика в бок. Тот заморгал:

— Ой! Ну, что вы хотите! Должен предупредить, я не слишком искусный маг, однако если бы я мог, то с радостью снял бы с вас это проклятье.

— Я и не думаю, что ты большой чародей, — отвечал Дринн, — но и такой, как ты есть, ты поможешь не больше, чем самый искусный из вас. Оставим проклятье в покое. Если кто-нибудь его и снимет, может, мы и не станем бедней, но уж богатеть перестанем, а это столь же плохо. Нет, наше настоящее дело — не дать замку Хаггарда обрушиться в море, а раз герой, который разрушит замок, должен быть родом из Хагсгейта, наша задача вполне выполнима. Поэтому-то мы и не позволяем селиться у нас чужеземцам. Мы отгоняем их, если нужно — силой, но чаще — обманом. Мрачные сказки про Хагсгейт, о которых ты говорил… выдумали мы сами и следим за тем, чтобы их знали повсюду и чтобы к нам никто не приходил. — Тут на его впалых щеках появилась гордая улыбка. Шмендрик, опершись подбородком о костяшки пальцев, с вялой улыбкой смотрел на Дринна.

— А как же ваши собственные дети? — спросил он. — Ведь кто-нибудь из них, когда вырастет, может выполнить проклятье? — Он посмотрел вокруг, сонно изучая уставившиеся на него морщинистые лица. — Надо подумать, есть ли в этом городе молодежь. Когда в Хагсгейте кладут детей спать?

Все молчали. Молли слышала, как стучит кровь в ушах хагсгейцев, видела, как она затмевает их глаза, как волнами по коже пробегает дрожь. Потом Дринн сказал:

— У нас нет детей. Нет с того самого дня, когда на нас пало проклятье. — Он покашлял в кулак и добавил: — Наиболее очевидный способ одурачить ведьму.

Шмендрик откинул голову назад и беззвучно рассмеялся, так, что дрогнули огни факелов. Молли поняла — волшебник был совершенно пьян.

Рот Дринна исчез, а глаза стали потрескавшимся фарфором:

— Я не вижу в нашем положении никаких причин для смеха, — тихо сказал он. — Совершенно никаких.

— Никаких, — пробулькал Шмендрик и, расплескивая вино, склонился над столом. — Никаких, простите, никаких, совершенно никаких. — Под злыми взглядами двух сотен глаз он попытался взять себя в руки и серьезно ответил Дринну: — Тогда может показаться, что у вас совсем нет забот. По крайней мере, серьезно тревожащих вас. — Легкий смешок вырвался из его рта, как пар из чайника.

— Да, так может показаться, — Дринн наклонился вперед и двумя пальцами тронул Шмендрика за запястье. — Но я еще не сказал всего. Двадцать один год назад в Хагсгейте родился ребенок. Чей он был, мы так и не узнали. Я сам нашел его как-то ночью на рыночной площади. Он молча лежал на колоде мясника. Шел снег, но его тесно окружили бродячие кошки, и ему было тепло и уютно. Кошки мурлыкали, и голоса их были полны знания. Я долго стоял у колыбели, размышляя, почему идет снег и, мурлыкая, пророчествуют кошки. — Он остановился, и Молли Отрава нетерпеливо сказала:

— Конечно, вы взяли ребенка домой и воспитали как своего собственного?

Дринн положил руки ладонями кверху.

— Я прогнал кошек, — ответил он, — и в одиночестве отправился домой. — Лицо Молли стало белым, как туман. Дринн слегка поежился. — Я понимаю, когда рождается герой… — продолжал он. — Знамения, предзнаменования, змеи в детской… Если бы не кошки, я, наверное, попытался бы позаботиться о ребенке, но они сделали все таким ясным, как в мифах. Что я должен был делать — все понимая, приютить гибель Хагсгейта? — Губа его дрогнула, будто в нее вонзился крючок. — Как часто бывает, я ошибся, но к лучшему. Когда на рассвете я вернулся, ребенок исчез. — Шмендрик чертил что-то пальцем в луже вина и, возможно, ничего не слышал. Дринн продолжал: — Естественно, ребенка с рыночной площади никто никогда не признал своим. Обыскав все дома от подвалов до голубятни, мы так и не нашли его. Я мог подумать, что ребенка унесли волки или что мне все это приснилось, и кошки тоже, но именно на следующий день в город въехал герольд Короля Хаггарда, приказавший нам возрадоваться. После тридцати лет ожидания Король наконец обрел сына. — Дринн отвернулся, чтобы не видеть лица Молли. — Совершенно случайно наш найденыш оказался мальчишкой.

Шмендрик лизнул кончик пальца и поднял глаза.

— Лир, — сказал он задумчиво. — Принц Лир. Но нельзя ли было как-нибудь иначе объяснить его появление?

— Едва ли, — фыркнул Дринн. — Женщине, согласной выйти замуж за Хаггарда, отказал бы сам Хаггард. Он сочинил сказку, будто мальчишка — его племянник, которого он благородно усыновил после смерти родителей. Но у Хаггарда нет ни родственников, ни семьи. Некоторые говорят, что его породили осенние тучи, ну, как Венеру — море. Никто не отдал бы Хаггарду ребенка на воспитание.

Волшебник спокойно наполнил свой бокал и предложил Дринну — тот отказался.

— Ну, одного он, на свое счастье, достал. Но как он мог наткнуться на вашего кошачьего детеныша?

— По ночам он ходит по Хагсгейту, не часто, но ходит. Многие из нас видели его: высокий, серый, как выброшенный морем ствол, в одиночестве крадется он под железной луной, подбирая потерянные монетки, разбитые тарелки, ложки, камни, носовые платки, кольца, раздавленные яблоки, все, что угодно, без разбора. Это Хаггард подобрал ребенка. Я уверен в этом так же, как я уверен в том, что Принц Лир и есть тот, кто обрушит башни и потопит Хагсгейт вместе с Хаггардом.

— Надеюсь, что это так, — вмешалась Молли. — Надеюсь, что Принц Лир — это тот ребенок, которого вы оставили умирать, надеюсь, что он потопит ваш город, надеюсь, что рыбы обгложут вас, как кукурузные початки.

Слушатели начали шипеть, как угли, кое-кто уже вскочил, и Шмендрик под столом изо всех сил пнул Молли ногой. Он снова спросил:

— Что вы хотите от меня?

— Полагаю, вы направляетесь в замок Хаггарда?

Шмендрик кивнул.

— Ах, — сказал Дринн. — Разумному волшебнику так просто подружиться с полным энергии и любопытства Принцем Лиром. Умный волшебник, конечно, знает все старые рецепты: порошки, настойки, экстракты, лекарства, яды, мази. Умный волшебник, заметь, я говорю «умный», не более, так значит, умный волшебник в соответствующих условиях… — Остальное осталось недосказанным, но тем не менее вполне ясным.