Аферист его Высочества - Евгений Сухов

– Стало быть, кто-либо из нас сможет находиться вблизи великого князя лишь во время его посещения Дворянского собрания? – спросил Огонь-Догановский.

– Да, – согласился Сева. – Либо во время обеда в его честь.

– А больше его никуда не поведут? – спросил Ленчик.

– Ну, если возникнет что-нибудь безотлагательное, – не сразу ответил Самсон Африканыч.

В голове Долгорукова тотчас после вопроса Ленчика и ответа Неофитова вдруг промелькнула мысль. Та самая, какую он ждал. Правда, промелькнула она столь быстро, что Сева едва успел схватить ее за короткий хвостик. Однако суть этой мысли он успел запомнить: надо не искать встречи с великим князем, а приготовить или спровоцировать такую ситуацию, чтобы Его Высочество сам искал с ними встречи. И внес бы в план мероприятий по его пребыванию в городе собственные коррективы. Нужные ему, Давыдовскому, а еще «старику», Африканычу и Ленчику. То бишь их команде…

Почтальонами не рождаются, почтальонами становятся.

Ленчик стал настоящим почтальоном, только не для квартала или улицы и не для группы лиц. Он стал почтальоном для одного человека. Леонид регулярно, то есть каждый день, снабжал этого человека газетами и журналами, выходящими в необъятной Российской империи. Правда, у этого человека, почтальоном у которого служил Ленчик, был весьма специфический интерес. Помимо «Казанских губернских ведомостей» ему, видишь ли, нужны были еще «Санкт-Петербургские губернские ведомости», «Екатеринбургские губернские ведомости», «Екатеринбургская неделя» и «Деловой корреспондент». Последняя газета издавалась на средства почетного гражданина Екатеринбурга купца первой гильдии Николая Григорьевича Стрижева и содержала разного рода информативные сообщения, объявления и рекламу.

– Мне нужно быть в курсе всех событий, связанных с этой выставкой, – заявил этот человек Ленчику, когда тот как-то не смог достать ему «Екатеринбургскую неделю».

В результате единственный клиент Ленчика, какового звали Всеволод Аркадьевич Долгоруков, знал о предстоящей выставке все: сколько у нее будет отделов, что будет экспонироваться, на чьи средства, где вырастут выставочные павильоны и кто из гостей, в том числе и зарубежных, прибудет на выставку. Сам Долгоруков покамест не ведал, насколько важны ему все эти знания и как они могут пригодиться, однако по опыту знал, что в их деле бесполезной информации не бывает.

Когда вернулся Давыдовский, он собрал всю команду у себя.

– Ну-с, слушаем тебя, – сказал Всеволод Аркадьевич, когда все они расселись в креслах, расставленных полукругом против кресла Павла Ивановича. – Чего интересного ты нам поведаешь?

– А вы знаете, кто мне дал всю информацию по великому князю? – поочередно посмотрел на друзей Давыдовский.

– Кто? – быстрее других спросил Африканыч.

– Шах.

– «Царь всех армян»? – подивился Огонь-Догановский. – Он что, живет в Петербурге?

– В Петербурге, – ответил Павел Иванович. – И, представьте себе, совсем не худо живет…

– Кто бы сомневался, – заметил Сева, усмехнувшись. Эта выходка Шаха на суде, когда он пустил пену изо рта и стал требовать у судьи немедленно вернуть ему корону и скипетр, засела в памяти навечно. – Итак, с чем ты приехал?

– Я приехал с полной подноготной великого князя, – обвел взглядом присутствующих Давыдовский.

– Слушаем тебя, – сказал Всеволод Аркадьевич, устраиваясь в кресле поудобнее.

– Давай с самого рождения, – заметил Огонь-Догановский. – Нам важно знать все, даже самые мелкие детали.

– Разумеется, – согласился Давыдовский. – Ну что, я начинаю?

– Давай, – коротко сказал Сева.

– Великий князь Михаил Николаевич, четвертый сын и седьмой ребенок государя-императора Николая Первого и государыни-императрицы Александры Федоровны, урожденной принцессы Прусской, родился в Петергофе тринадцатого октября одна тысяча восемьсот тридцать второго года, – начал Давыдовский. – При крещении получил имя святого Архистратига Михаила. Следующим шагом по его рождении было назначение Михаила Николаевича шефом лейб-гвардии Его Величества Государя Императора Николая Павловича конно-гренадерского полка. Ибо, как известно всем, – Павел Иванович посмотрел на Ленчика и поправился: – или почти всем присутствующим, военная карьера есть неукоснительная традиция всех отпрысков мужеского роду нашего царствующего дома.

– Так я это знаю, – почти обидевшись, подал голос Ленчик.

– Теперь – знаешь, – усмехнулся Африканыч.

– Нет, я и раньше это знал, – упорствовал Ленчик.

– Знал? – посмотрел на него Долгоруков.

– Знал, – ответил Ленчик.

– Вот и хорошо, – констатировал Всеволод Аркадьевич и перевел взгляд на Давыдовского: – Продолжай, Павел Иванович.

– Продолжаю… Воспитывался юный великий князь вместе со своим братом Николаем под надзором родителей. Поскольку оба они готовились к военной службе, то в образовании особое внимание уделялось военным и сопутствующим им наукам. Михаил Николаевич отличался прилежностью, однако в отличие от брата Николая особой одаренностью и успехами в учебе не блистал: брал зубрежкой и усидчивостью. Участвовал в сборах Первого кадетского корпуса и в тринадцать лет получил первый офицерский чин подпоручика. В сорок седьмом году вступил в службу во Вторую лейб-гвардии артиллерийскую бригаду, в каковой и вырос до бригадного командира. В пятьдесят втором Михаил Николаевич был произведен в генерал-майоры и генерал-фельдцейхмейстеры, то есть в главные начальники всей артиллерии России с зачислением его в свиту императора. Чин генерал-фельдцейхмейстера Михаил Николаевич носил чисто номинально, поскольку артиллерией тогда начальствовал генерал от артиллерии барон Николай Иванович фон Корф. С началом Крымской войны Михаил Николаевич находился в действующей армии. При дворе говорили, что за него, самого младшего из сыновей, хотела вступиться его маменька-императрица. На что Николай Павлович, не на шутку рассердившись, ответил: «Если есть опасность, то не моим детям избегать ее!» Его Высочество принял участие в деле под Икерманскими высотами, за что получил орден Святого Георгия четвертой степени…

– Я слышал, что орден Святого Георгия он получил ни за что, – сказал Огонь-Догановский. – И в деле у Инкерманских высот он не принимал никакого участия.

– Ошибаешься, старый, – повернулся к нему Павел Иванович. – Очень даже за что. Когда главнокомандующий сухопутными и морскими силами в Крыму адмирал князь Меншиков решил нанести в октябре пятьдесят четвертого года главный удар по английскому корпусу под Балаклавой и на Инкерманских высотах, для того чтобы разрезать союзную армию пополам и снять затем блокаду Севастополя, у него, как известно, ничего не вышло. Более того, Меншикова атаковали французы, он понес большие потери и был вынужден отступить, потеряв в сражении весьма деятельного генерала Соймонова. Сражение разбилось на несколько отдельных схваток, особенно на флангах, которые и помешали тогда англичанам и французам взять Севастополь. Так вот, великий князь сражался в то время в районе лагеря англичан, куда они заманили семь наших батальонов. И с остатками отряда генерала Соймонова отбивался от штыковой атаки противника. После чего с малочисленной группой оставшихся в живых ушел по дну двадцатифутовой Килен-банки в Севастополь. Так что Георгия он получил вполне заслуженно…