📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгКлассикаВсе люди смертны - Симона де Бовуар

Все люди смертны - Симона де Бовуар

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 96
Перейти на страницу:

— Тогда я пропала.

— Да, для вас это горе, — заметил он и, склонившись к ней, добавил: — Мне жаль. Я ошибся. Мне не следовало больше обманываться, — произнес он с легкой усмешкой, — я уже вышел из возраста. Но, видимо, это было неизбежно. И десять тысяч лет спустя я вновь обманусь: перемениться вряд ли удастся.

Она взяла Фоску за руки:

— Я прошу у вас двадцать лет вашей жизни. Двадцать лет! Что это для вас?!

— Ах, вы не понимаете! — ответил он.

— Нет, не понимаю! — рассердилась она. — На вашем месте я попыталась бы прийти на помощь к людям; на вашем месте…

Он перебил ее:

— Но вы не на моем месте. — Пожав плечами, он добавил: — Никто не может представить себе такое, я ведь говорил вам: бессмертие — это проклятие.

— Это вы сделали его проклятием.

— Нет. Я боролся, — упрямо настаивал он. — Вы не знаете, как я боролся.

— И как же? Объясните мне, — настаивала она.

— Это невозможно. Пришлось бы рассказать вам все.

— Ну так расскажите, — попросила она. — Время у нас есть, не правда ли, все время принадлежит нам.

— Но зачем?

— Сделайте это для меня, Фоска. Быть может, если я пойму, все будет не так ужасно.

— Всегда одна и та же история, — сказал он. — Она не изменится, и мне придется вечно ее пережевывать. — Он огляделся по сторонам. — Ладно. Я расскажу ее вам.

Часть первая

Я родился в Италии 17 мая 1279 года во дворце города Кармона. Мать моя скончалась вскоре после моего рождения. Вырастил меня отец, он научил меня скакать на коне и стрелять из лука; монаху поручили обучать меня и попытаться вдолбить мне в голову страх перед Господом. Но с малолетства я пекся лишь о земных вещах и не боялся ничего на свете.

Отец мой был хорош собой и силен, я обожал его. Завидев, как мимо на черном жеребце проезжал колченогий Франческо Риенци, я удивленно спросил:

— Отчего Кармоной правит он?

Отец, сурово поглядев на меня, ответил:

— Даже не мечтай оказаться на его месте.

Народ ненавидел Франческо Риенци. Поговаривали, что под одеждой он носит плотную кольчугу; он всегда появлялся в окружении десятка телохранителей. В его спальне, в изножье кровати, стоял громадный сундук, закрытый на три замка, сундук этот был доверху наполнен золотом. Людей знатного рода он одного за другим обвинял в измене и конфисковывал их имущество; на центральной площади возвели эшафот, и несколько раз в месяц головы осужденных скатывались на мостовую. Он обирал и богачей, и бедняков. Во время прогулки старуха-кормилица, указывая мне на хижины в квартале красильщиков, на выпоротых детей, на нищих, сидящих на церковной паперти, говорила:

— Всю эту нищету породил герцог.

Кармона была выстроена на вершине безводной скалы, и здесь на площадях не было фонтанов. Люди пешком спускались на равнину, чтобы наполнить бурдюки, вода стоила так же дорого, как и хлеб.

Однажды утром соборные колокола зазвонили похоронным звоном и на фасадах домов вывесили черные полотнища. Сидя на лошади рядом с отцом, я следовал за кортежем, сопровождавшим прах Франческо Риенци к месту упокоения. Бертран Риенци был облачен в черное с ног до головы в знак траура по брату; по слухам, он сам отравил его.

На улицах Кармоны царил праздничный гомон; возведенный перед дворцом эшафот был разрушен; по улицам проносились кавалькады синьоров, разодетых в парчу и шелка; на центральной площади разворачивались турниры; равнину огласили звуки охотничьих рогов, радостный лай собак; вечером герцогский дворец засиял тысячами огней. Но в застенках медленно угасали зажиточные горожане и аристократы, чье добро было конфисковано Бертраном. Сундук, запиравшийся на три замка, вечно стоял пустой; поток новых налогов обрушился на бедных ремесленников, а у зловонных водостоков дети ссорились из-за краюхи черного хлеба. Народ ненавидел Бертрана Риенци.

Нередко друзья Пьетро Абруцци собирались ночью у моего отца; они шепотом переговаривались при свете факелов; между сторонниками Абруцци и Риенци что ни день случались стычки. Даже дети Кармоны оказались разделены на два лагеря: под крепостными стенами меж скалистых выступов и колючих зарослей мы метали друг в друга камни; одни кричали: «Да здравствует герцог!» — другие: «Долой тирана!» Дрались мы жестоко, но меня вовсе не удовлетворяли эти игры; поверженный наземь противник поднимался, мертвые воскресали, и назавтра победители и побежденные — целые и невредимые — вновь сходились в схватке; это были всего лишь игры, и я нетерпеливо вопрошал: «Когда же я наконец вырасту?»

Мне исполнилось пятнадцать, когда иллюминация вновь озарила улицы Кармоны. Пьетро Абруцци пронзил кинжалом Бертрана Риенци на ступеньках герцогского дворца, толпа чествовала триумфатора. С балкона он обратился к народу с речью, пообещав избавление от бед. Открылись двери тюрем, прежние управители были отстранены от должностей, приверженцы Риенци изгнаны из города. Несколько недель народ плясал на площадях, люди смеялись, а в доме отца говорили в полный голос. Я с изумлением взирал на Пьетро Абруцци, поразившего противника в сердце ударом настоящего кинжала и освободившего свой город.

Год спустя дворяне Кармоны, вновь надев тяжелые доспехи, пустились вскачь по равнине: нанятые изгнанниками генуэзцы вторглись на их земли. Наемники разгромили наше войско, Пьетро Абруцци прикончили ударом копья. В правление Орландо Риенци Кармона сделалась вассалом Генуи. В начале каждого сезона, каждые три месяца, повозки, груженные золотом, отъезжали от центральной площади, и мы с затаенным гневом смотрели, как они удаляются по дороге, ведущей к морю. Ткацкие станки в сумрачных мастерских стучали день и ночь, а горожане ходили босые, в заношенной до дыр одежде.

— Неужто нельзя ничего сделать? — спросил я.

Мой отец и Гаэтано д’Аньоло молча помотали головами; на протяжении трех лет я что ни день повторял этот вопрос, и ответ не менялся. Наконец Гаэтано д’Аньоло улыбнулся.

— Кажется… — сказал он, — кажется, можно кое-что предпринять.

Под камзолом Орландо Риенци носил кольчугу; дни напролет он проводил у зарешеченного окна своего дворца, а выходил оттуда лишь в сопровождении двадцати телохранителей; приготовленное для него мясо и вино, налитое в его кубок, прежде пробовали слуги. Воскресным утром во время мессы (сопровождавшие Риенци солдаты были подкуплены) четверо юношей прорвались к правителю и перерезали ему горло. Это были Джакомо д’Аньоло, Леонардо Ведзани, Лодовико Палайо и я. Тело убитого выволокли на паперть и бросили толпе, которая растерзала его под звуки набата. На улицах Кармоны внезапно появились вооруженные горожане. Генуэзцы и их сторонники были казнены.

Мой отец отказался от власти, и мы поставили во главе города Гаэтано д’Аньоло. Это был человек честный и благоразумный. Он втайне договорился с кондотьером Пьетро Фаэнцей, и его войска вскоре выстроились под стенами Кармоны. Опираясь на отряды наемников, мы без страха поджидали генуэзцев. Впервые в жизни мне предстояло принять участие в настоящей мужской битве. Мертвые не воскреснут, побежденные в беспорядке побегут с поля брани, каждый мой удар послужит спасению Кармоны. В этот день я был готов погибнуть с улыбкой на устах, уверенный в том, что моя жертва обеспечит родному городу счастливое будущее.

1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 96
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?