Чары Мареллы - Андрей Богданов

Бесцельно шатаясь по грязным городским улицам, он вдруг заметил учителя – того самого, – который, осторожно ступая по скользкой мостовой, пытался перепрыгнуть через лужи таким образом, чтобы не запачкать платье. В какой-то момент он неловко наступил на расшатавшийся булыжник и, взмахнув руками, всем своим весом грохнулся прямо в ту лужу, которую пытался миновать. Моментально забыв все обиды, Бертран кинулся на помощь ученому мужу и помог тому принять более подобающее положение – молодой человек с беспокойством увидел, что преподаватель кусает губу, чтобы не закричать от боли, и держится за плечо.

– Можете пошевелить рукой? – поинтересовался он.

Учитель отрицательно покачал головой и скривился: вывих, безошибочно определил для себя мальчик. Он уже наблюдал такие травмы и даже помогал вправлять конечности. Главное – не упустить момент, иначе плечо может опухнуть, и тогда справиться с ним будет сложнее.

– Дайте мне, я помогу, – предложил он и попытался схватить кисть учителя, но тот сердито прикрикнул на него:

– Не трогай! Лучше помоги мне дойти до цирюльника Дюпона. Он подготовит для меня специальный состав, и все пройдет.

– Какой состав? У вас вывих, плечо нужно вправить! – возмутился Бертран, который был наслышан о «передовых» методах Дюпона, заключавшихся в обертывании больных простыней, пропитанной благовониями. По его мнению, которое всячески поддерживали священнослужители, в первую очередь лечить нужно было душу и только после – тело. При этом никого будто бы и не беспокоил тот факт, что большинство его пациентов через некоторое время умирали, даже если у них были совершенно неопасные заболевания. Были люди, которые даже подозревали цирюльника в том, что он намеренно убивал тех, кто обращался к нему, чтобы присвоить себе чужое имущество. Но дальше перешептывания и испуганных взглядов дело не пошло, так что официально Дюпон продолжал считаться уважаемым членом общества.

– Молчи, мальчишка! – сквозь зубы процедил Бюжо, стараясь держаться с достоинством, – видимо, плечо болело все сильнее. – Я не намерен слушать твои…

Устав от бессмысленного упрямства старика и рассудив, что хуже уж все равно не будет, Бертран приблизился к нему и, оттолкнув здоровую руку мэтра, которой тот пытался заслониться от настырного ученика, решительно взялся за покалеченную конечность.

– Досчитайте до трех, – приказал он.

– Что? – переспросил одновременно возмущенный и напуганный Бюжо, но в этот момент Бертран резко потянул его руку вниз. Закричав от боли, старик схватился за плечо, но уже в следующий момент обнаружил, что ему стало легче. Осторожно пошевелив рукой, он сначала поморщился от неприятных ощущений, но затем с удивлением посмотрел на наглого мальчишку, посмевшего ослушаться преподавателя.

– Дома пусть вам сделают холодный компресс, и опухоль должна скоро пройти, – как ни в чем не бывало произнес Бертран, помогая учителю подняться. – Все, можете меня отчислять. Я в своей деревне научусь большему, чем в вашей паршивой гимназии.

– Это тот самый момент, когда тебе нужно остановиться, – перебил его мэтр. – Я вижу, что был не прав. Кое-что ты знаешь. Возможно, даже больше, чем некоторые наши преподаватели. Помоги мне дойти до дома, а то у меня кружится голова.

– Так вы не выгоните меня? – удивился мальчик.

– Пока – нет, – проворчал старик. – Думаю, из тебя может что-то получиться. Если ты научишься держать язык за зубами и не станешь лениться…

Бертран проводил мэтра, и тот в благодарность пригласил его войти. С интересом разглядывая колбы и сосуды причудливой формы, по которым были разлиты какие-то жидкости, ученик невольно почувствовал уважение к Бюжо – по всей видимости, тот занимался научными изысканиями, что сложно было ожидать от человека его возраста и положения. Мальчик привык воспринимать своих наставников как зашоренных тупиц, которые ничем, кроме зазубренных текстов из старых манускриптов, не могли с ним поделиться. Здесь же он видел нечто совершенно для него новое. Заметив, что мэтр наблюдает за ним, Бертран не стал делать вид, будто рассматривает его работу из праздного любопытства, как поступил бы любой другой ученик из его гимназии, и довольно бесцеремонно ткнул пальцем в колбу с ярко-фиолетовой жидкостью:

– Это что?

– Слышал о Парацельсе? – задал встречный вопрос старик.

– Нет, кто это? – Казалось, что самоуверенный мальчишка нисколько не стеснялся невежества, но Бюжо с удивлением отметил для себя, что ему это даже нравится. Поразмыслив, он решил, что в нем есть что-то, чего ему самому не хватало в юности – смелости в суждениях и определенной дерзости вкупе с известной долей наглости.

– Его называют алхимиком, но я считаю его величайшим ученым всех времен, – ответил мэтр.

– И в чем разница?

– Разница в подходе, – многозначительно поднял палец старик. – Алхимики, пытаясь постичь таинства этого мира, обращались к герметическим традициям. Парацельс же пошел дальше и первым стал практиковать совершенно иной подход. В этом его заслуга. Можно считать, что он стал прародителем современной науки. Ну или ее значительной части.

– Интересно, – кивнул Бертран и с уважением посмотрел на многочисленные книги и рукописи, стоявшие на полках. – Вы это все прочитали?

– Конечно, а некоторые из них даже сам написал.

– Да ну?

Глядя на то, как недоверчиво смотрит на него ученик, Бюжо вдруг почувствовал что-то похожее не гордость, хотя ему казалось, что он давно прошел тот этап, когда мнение юнцов было для него важным. Сейчас же старец с удивлением обнаружил, что ему приятна реакция ученика, и задумался: возможно, он сам сможет кое-чему научиться у своего протеже. Было в нем что-то такое, что сам ученый не мог себе объяснить. Возможно, все дело в глазах мальчика, в которых вместо смеси почтения и страха, свойственных большинству его учеников, было живое любопытство. А из него может выйти что-то путное, подумал мэтр. Посвятив жизнь науке, он так и не обзавелся семьей, а многочисленные ученики, которым он пытался привить любовь к изысканиям, разочаровали его – так что в конце жизненного пути он так и не нашел никого, кому бы смог передать знания. Может быть, этот мальчик и есть тот, кого он ждал все эти годы?

– Пойдешь ко мне в ученики? – спросил он, удивляясь собственной прямоте.

– В ученики? – с удивлением переспросил Бертран, которому показалось, что он ослышался. – А как же гимназия? Меня же хотели отчислить.

– По поводу этого можешь не переживать. Я поговорю с остальными преподавателями – ты будешь числиться там, но заниматься будешь со мной. Когда подойдет время, ты получишь все полагающиеся бумаги и сможешь вернуться домой. Или остаться со мной и продолжить обучение…

Так Бертран стал учеником уважаемого мэтра. Первые годы он накапливал знания, ассистируя учителю в многочисленных опытах, а затем превратился в его помощника. Со временем он настолько продвинулся, что Бюжо выбил ему ученую степень – и теперь молодой человек мог на равных вести дискуссии с любым эскулапом, причем зачастую выходил из споров о методах лечения больных победителем. Популярность его росла, но вместе с ней увеличивалось и количество недругов среди приверженцев старой школы, которых не устраивали прогрессивные взгляды Бертрана. К тому моменту Бюжо был уже слишком стар для того, чтобы защитить его или помочь мудрым советом, – впав в детство, он большую часть времени проводил в лаборатории, но уже не занимался наукой, а только перечитывал старые записи, внося в них исправления, зачастую нелепые и бессмысленные. А потом он заболел. Обычная простуда дала осложнение – изношенное тело не смогло бороться с инфекцией, и старик слег, чтобы больше уже не подняться.