Ничья - Ольга Романовская

Ужин подали в спальню. Ее обстановка напоминала нашу комнату в храме – те же подушки, диван, только к ним прибавились матрасы на полу. Они лежали чуть ли не впритык друг к другу, разделенные лишь низкими переносными столиками для принятия пищи. Расположить иначе десятки девушек, товар разных торговцев, невозможно, приходилось жертвовать комфортом. Всего в рыночном гареме насчитывалось девять спален по сто человек каждая. Якобы имелись и отдельные комнаты, но их предоставляли за особую плату.

Опустив голову на матрас, долго не могла сомкнуть глаз. Неясная тревога, стыд и страх попеременно сменяли друг друга. Многие девушки тоже не спали, ворочались, хотя масляные светильники давно погасили. У двери каменными истуканами застыли стражники. Предусмотрительно, вдруг какая-то будущая рабыня решит попытать счастья? Решеток на окнах нет, они выходят на сад с фонтаном, выбраться легко. Дальше стена, но вдруг пленница с малолетства лазала по деревьям? За женщин стража нас не считала. Одна девчонка пробовала соблазнить, прошлась перед ними голая – ничего.

Заснуть удалось только под утро. Странно, спозаранку меня никто не разбудил, просто оставили завтрак у изголовья. Оказалось, торги Аги назначены на полдень. Едва я успела запихнуть в себя горстку орехов, запив их сквашенным молоком, как объявился торговец и развел кипучую деятельность.

– Быстрей, быстрей! – хлопал он в ладоши, пока мы в спешке собирали приданое и натягивали принесенные им белоснежные рубашки до пола с завязками на груди. – Опоздаем, сами локти кусать станете. Такие покупатели уедут, такой шанс! Вся элита пожаловала. Говорят, даже император тайно смотрит, выбирает.

Воспользовавшись общей суматохой, спрятала письмо в узелке со старой одеждой. Кто уж там разглядит, только ли мыло и мочалку я туда положила.

Звонко топали сандалии по камням.

На этот раз нас не связали, понадеялись на бдительность охраны. Она везде, чуть ли не на каждом дереве висит. Зелени на Рынке наслаждения много, все для удобства покупателей. Фрегийцы расположились в теньке на складных стульях, пьют кто воду, кто вино, а перед ними на помост выводят рабынь. На всех ни нитки. Торговцы крепко держат за руки, не позволяя прикрыться, поворачивают, наклоняют по малейшему кивку головы. Не соврал Ага, именно в саду продавали многих из тех, кого я видела на пристани. Мы же семенили дальше, за ворота. Там притаился даже не сад, а целый парк с четырьмя павильонами. Каждый с полноценный особняк.

– Выходите, когда назову ваш номер, – наставлял по дороге торговец. – Сразу раздевайтесь и в воду.

Какую воду, откуда там вода? Оказалось, Павильоном кувшинок здание прозвали из-за искусственного пруда, в котором плескались выставленные на продажу девушки. Для пущей красоты смотровой помост, куда вылезали купальщицы, выполнили в форме листа водной лилии. Торговец утверждал, будто попасть в Павильон кувшинок дорого стоит, туда все стремились. Капли воды на девичьем теле привлекают внимание к нужным местам, стекая, лучше любых слов обрисовывают формы, будоражат фантазию. Показалось, или его собственная тоже сейчас возбудилась. Но мечты Аги волновали меня меньше всего. Мы уже у самого павильона, а никакого Афрона не видно. Через пару минут я залезу в воду, еще максимум через полчаса стану чьей-то собственностью и все. С другой стороны, я попыталась, Тебо следовало найти более надежного курьера. Однако сегодня мне улыбнулась удача: в подсобном помещении, где томились девушки перед выходом, оказалось несколько торговцев, и один назвал другого Афроном. Не став разбирать, тот это или нет, бочком протиснулась ближе, якобы в поисках свободного места. Его тут действительно мало, рабыни дышали друг другу в спину. Опустившись на корточки, развязала узелок, молясь, чтобы Афрон не ушел или меня не вызвали первой. Не придумала ничего лучше, чем кинуть письмо под ноги торговцу. Убедившись, что оно долетело до адресата, продолжила копаться в узелке. Главное, не смотреть, не привлекать внимания. Вскоре Афрона закрыла другая девушка, и я выпрямилась. Поди докажи, кто письмо подбросил. Краем глаза уловила: нагнулся, поднял. Ну вот, дело сделано, теперь только ждать.

– Тридцать восемь! – раздалось под сводами павильона.

Мысли заметались заполошными птицами. Как, меня? Так скоро? На негнущихся ногах протиснулась к выходу и, глотнув воздуха, сделала самый трудный первый шаг.

За ширмой, заменявшей дверь, белел бортик бассейна. В нем уже плескалось пять-шесть девушек, еще одну рассматривал покупатель на помосте. Будущая наложница улыбалась, будто ей нравились прикосновения чужих пальцев.

– Она подготовлена, господин, и ждет только вас, – сладко пел вертевшийся рядом торговец, не Ага, другой.

– Всесторонне? – нахмурился покупатель и отнял руку.

– Господин может проверить. Принести господину?..

– Не нужно, – оборвал излишне любезного продавца мужчина. – Гораздо больше меня волнуют ее иные таланты. Она поет, музицирует? Насколько искусна в ласках?

Торговец толкнул девушку в бок, и та с фальшивым обожанием пропела:

– Я готова день и ночь вкушать плоть своего господина, а в перерывах радовать его танцами.

Покупатель задумался, обернулся к кому-то, словно советуясь. Купил он девушку или нет, не знаю. Я и так слишком задержалась у бортика, Ага торопил, пришлось живо скинуть рубашку и юркнуть в воду. Именно так, когда быстро, не так стыдно. Десятки глаз обжигали мою кожу, следили за гребками. Влажные, похотливые, их владельцы видели во мне только куклу для утех. Пока спасала вода, позволяла хоть чуточку прикрыться, спастись движением ноги или руки, но вскоре меня во всех подробностях изучат, может, даже проверят, ученая или нет.

Слуги тенями скользили между столами, вокруг которых расположились покупатели. Среди них я с удивлением заметила женщину. Фрегийцы неспешно пили, ели, мысленно прикидывали, какая девушка изящнее прогнется под весом их тела.

– Тридцать восемь, на подиум! – щелчком бича прозвучала очередная команда.

Вот и закончилась моя русалочья жизнь, самое страшное впереди.

Ага помог выбраться из воды и залезть наверх.

– За руки держать, или будешь хорошей девочкой, все покажешь? – шепотом спросил он.

Я показала, сцепила зубы, переборола себя. Пусть смотрят спереди и сзади. Обязательный наклон дался сложнее всего. Внизу теперь так голо – местные умелицы постарались. Всего миг особого позора, который показался вечностью. Теперь можно выпрямиться и ждать, скользя напряженным взглядом по лицам. Кто из них? Улыбаться не стала: ни мне, ни им игра не нужна.

Торг проходил в форме аукциона. Потенциальные покупатели молча поднимали грифельные таблички с цифрами. Сначала меня оценили невысоко, но ставки начали быстро расти. Ага мысленно потирал руки и лучился, словно лампа джина.

– Ее возжелал сам жрец Эроны, – не чураясь вранья, набивал он цену товару, – лично обучал всем премудростями и предавался ежедневным ласкам, не нарушавших девственности. Ничья станет главным украшением вашей спальни, с ней вы забудете о неудовлетворенности.