Академия нежити. Кафедра неприятных последствий - Татьяна Зингер

Первой парой значились оккультные науки, хотя судя по тому, что старушка-преподавательница в очках на половину лица нещадно трясло, оккультизм грозил перерасти в некромантию, причем нам бы пришлось оживлять несчастную преподавательницу. Мы с Игнатом расселись по разным концам аудитории и изобразили полнейшую незаинтересованность друг другом, разве что периодически сталкивались взглядами и тотчас отворачивались, а я краснела до кончиков волос. Нет, ну а чего он смотрел на меня в тот момент, когда смотреть на него должна была я?!

— Первостепенную роль в оккультизме играет двоединство всего сущего. Так называемая монета судьбы, поделенная на темную и светлую стороны, — кряхтела преподавательница. — Нет зла без добра, нет целого без частей. Разбейтесь на пары, и мы убедимся, что вдвоем проще даже в постижении наук.

Я из природной вредности не позвала Игната, а подошла к той блондинке, которая сняла заклинание с лектория в мой первый день обучения. Кажется, её звали Мариной. Чуть рассеянная, она то роняла ручку, то запутывалась в наушниках, то попросту залипала, не обращая внимания ни на что вокруг. Прекрасный человек для товарищества.

Интересно, кто она? Уж точно не человек, слишком бледная кожа и алые губы. Про черные белки глаз вообще молчу, мы о таком в учебниках не читали.

— Можно к тебе?

— Конечно, — она подмигнула. — Одной тяжело, да? Ты вообще с кем-то успела познакомиться?

Мы сели друг напротив друга за круглым столиком и взялись за руки. Удивительно, но её ладони были горячи словно кипяток, заключенный под кожу.

— Да так, — неоднозначно ответила, поморщившись. — Практически ни с кем. Вчера вон вообще свалилась с простудой. Я не пропустила что-нибудь важное?

— Не-а. — Она выпятила нижнюю губу, показывая, насколько скучным выдался учебный день. — Уныние, тлен и немного черной магии. Если хочешь, дам тебе списать конспекты.

— Я уже люблю тебя!

Марина кокетливо поправила ровную, выстриженную по линейке челку.

— Так, новые подружки — это хорошо, но давай-ка о чем-нибудь интересом. Кто-нибудь из парней приглянулся или тебя ждут в Москве?

Я не удержалась и бегло глянула в сторону Игната, который сосредоточенно всматривался в магический шар, наполненный туманной дымкой. В нашем шаре было пусто (как, наверное, и в головах), и преподавательница неудовлетворительно цокнула:

— Девочки, сосредоточьтесь.

— Ага, — легко согласилась Марина, даже не обернувшись в сторону старушки, — так что?

— Приглянулся, но не настолько, чтобы о чем-то заранее рассказывать.

Марина спросила о чем-то ещё, но меня отвлек шар. В нем как на старой кинопленке проявлялось изображение, то светлея, то темнея, то покрываясь желтыми пятнами. Сквозь густой туман проступили черты поделенного надвое лица. Правая его половина была обезображена злобой. Уголок губы изогнулся, обнажая острые что клыки зубы. Глаз посинел, словно покрытый льдом. Левая половина оказалась до боли знакомой и почти родной: легкая ухмылка, тепло во взгляде, ехидный прищур.

«Игнат!» — с нарастающим страхом подумала я, приближаясь к шару.

Он улыбнулся как-то вымученно. Вдруг левая половина начала стекать с костей, опадая восковыми каплями, исчезая навсегда. На её месте остался голый череп.

Меня замутило, и тревога впилась клыками в позвоночник. Я отшатнулась, чуть не смахнув шар со стола, а Марина восторженно спросила:

— Ты что-то рассмотрела? Будущее, да?

Она и сама присмотрелась к дымке, но лицо вмиг исчезло.

— Всякую ерунду, — проблеяла я.

— Конкретнее, — потребовала Марина.

— Да это… мусорные кучи какие-то, собака разложившаяся, и её, э-э-э, клюет ворон.

Сказала и сама обалдела от своей фантазии. Но сработало. Моя импровизация вызвала вначале непонимание, а затем такое неподдельное отвращение, что странно, как Марину не вырвало.

— Давай скажем, что увидели, как распускается бутон розы, — предложила я аккуратно, чтобы окончательно отвести подозрения. — Я где-то читала, что это считается вестником добрых известий.

Марина обрадовалась моей идее, и вскоре мы получили две незаслуженные пятерки и обещание, что вскоре наши жизни переменятся к лучшему. Угу, слабо верится.

Когда прозвенел звонок, я закинула вещи в сумку и рванула за Игнатом, который выскользнул из кабинета первым.

— Извини, мне надо кое-что у него спросить, — сказала Марине, а та не проявила никакого интереса к моему спешному уходу.

Игнат шел по коридору, опустив взгляд в пол, закусив губу. Весь такой сумрачный аки грозовая туча. Ещё чуть-чуть, и рванет. Я нагнала его у поворота к административному корпусу и прижала к стене, выставив вперед руки, не позволяя вырваться.

— Ты что-то увидел? — простой вопрос, но Игнат отреагировал на него тяжелой паузой и коротким «Нет».

— Я опаздываю в деканат, дай пройти, — он нырнул под моей рукой и, не говоря больше ни слова, скрылся за поворотом.

Как всегда. Важные слова — будь осторожен, нежить тебя побери! — застряли костью посреди глотки. Нет, так не пойдет. Если вечером встретимся, я заставлю Игната меня выслушать. Прикую его к батарее, если понадобится, но не дам в обиду. Не позволю Александру или кому-то другому завладеть его разумом.

Что-то мне подсказывало, что двуликое лицо — не игра воображения и не обман зрения, а вполне конкретное напоминание: в голове Игната сидит чужак.

С другой стороны, мечтать хорошо, но как я смогу остановить всесильного колдуна, который даже из гроба умудряется мною командовать?

Так, разберемся с проблемами по мере их поступления.

На большой перемене мы с Мариной заскочили в столовую, где уже выстроилась змееобразная очередь к единственной работающей кассе. Пока мы добрались до кассирши, булочка с маком окаменела, а чай остыл. Затем Марина согнала со стола у окна каких-то желторотых первокурсников и усадила туда нас.

— Старшим и кровожадным надо уступать, — сказала она, когда перваки попытались воспротивиться. — Все претензии направляйте моему секретарю.

Первокурсники пообещали наслать на нас порчу — фи, какие скучные угрозы, я в свое время угрожала недругов прибить, затем оживить и ещё раз прикончить, — но Марина уже занялась сосиской в тесте, а потому отвечать не стала. Мы пообщались с ней об уроках и планах на будущее.

— Поеду домой, у отца на меня какие-то грандиозные виды, — призналась Марина нехотя.

Обычно, когда говорят о «грандиозных видах», добавляют в голос самолюбования или гордости, но Марина чуть ли не плакала, упоминая отца.

— Тебе это не нравится?

— Не-а. Хочется жить своей жизнью, а не вечно ходить на коротком поводке у папеньки, — она вздохнула. — Ладно, не будем об этом. Отцовская диктатура угнетает меня не первый год, как-нибудь переживу.