Рим. Прогулки по Вечному городу - Генри Воллам Мортон

8

Мне всегда нравилось возвращаться домой прохладной ночью. Пинии стояли в ореоле отраженного света, тропинки сбегались в полосу полной темноты, окаймленную огнями Рима. Таинственные даже при свете дня, ночью сады Пинчьо и сады Боргезе приобретают мистическое очарование. В этой части Рима ничего не строили с древних времен; здесь был удивительный дворец Лукулла, здесь он разбил волшебные сады и давал свои знаменитые пиры, которые со временем принесли ему большую славу, чем победа над Митридатом.

Самым быстрым способом разбогатеть в имперские времена было сделаться губернатором какой-нибудь провинции; и частенько те, что похитрее, доили Империю, а потом, подобно Лукуллу, разбогатев в Азии, возвращались в Рим, чтобы вести здесь роскошную жизнь и поражать современников своей экстравагантностью. Сады Лукулла раскинулись на вершине холма Пинчьо, но сам дворец, с его портиками, библиотекой, залами для пиров, распространился на южный склон, туда, где сейчас Испанская лестница. Плутарх пишет, что однажды, когда Помпей был болен, врач прописал ему блюдо жареных дроздов — в Риме это до сих пор деликатес! — которых можно было раздобыть в это время года разве что у Лукулла, на холме Пинчьо. Лукулл первым ввез вишни из Азии в Италию, а потом и в Западную Европу. Плутарх также рассказывает историю о Цицероне и Помпее: как они, случайно встретив Лукулла на Форуме, решили выяснить, правда ли, что знаменитый эпикуреец почти ничего не ест, когда обедает один. Так как близилось время обеда, а Лукулл в тот день не устраивал пира, они спросили, не могут ли отобедать у него сегодня. Он смутился и предложил перенести обед на завтра, на что они не согласились. Тогда он послал сообщить своему управляющему, что намерен отобедать в зале Аполлона; и когда все трое прибыли, для них был готов умопомрачительный пир, один из тех, которыми славился хозяин дома. Оказалось, что каждой комнате во дворце соответствовал свой уровень, свой размах развлечений, свое меню, и управляющему достаточно было знать название комнаты, где собирался обедать хозяин, чтобы устроить подобающий прием.

Но вовсе не призрак Лукулла блуждает по ночам в садах на холме Пинчьо. Лукулл мирно покоится под грудой соловьиных язычков. Нет, здесь обитает призрак Мессалины, убитой в залах дворца. Эта потрясающая женщина присвоила сады через столетие после смерти Лукулла, отняв их у своего врага, Валерия Азиата. Затравив этого жестокого человека до смерти, она завладела его имуществом, и сады особенно пришлись ей по душе. Здесь она и укрылась, когда любящий супруг, престарелый Клавдий, человек, который, разумеется, последним в Риме узнавал о ее эскападах, в конце концов разгневался на нее. Мы никогда не узнаем, была ли Мессалина так ужасна, как ее описывают. Возможно, Агриппина, которая утвердилась в императорском дворце после нее, способствовала распространению о ней дурных слухов. Мессалине было всего двадцать шесть, когда она умерла, — слишком мало, чтобы успеть совершить все те безобразия, которые ей вменяют в вину. Однако в ту ночь, когда бедному Клавдию сказали, что она еще хуже, чем его бывшие жены, Мессалина, поняв, что все-таки навлекла на себя гнев этого слабого человека, бежала в сады Лукулла, надеясь переждать там бурю. Возможно, задуманное ей бы удалось, если бы вольноотпущенник Нарцисс очень скоро не рассказал, где ее искать. Трибун с отрядом гвардии тут же отправился в сады, имея приказ умертвить императрицу. Ее нашли там, где искали. Она сидела на полу дворца и рыдала в объятьях своей матери, которая держалась в тени все годы процветания и величия дочери, а теперь бросилась к ней, чтобы утешить ее в несчастии. Когда женщины поняли, что ворота открыты, и услышали шаги солдат, Лепида попробовала убедить дочь оставить этот мир, как подобает римлянке, то есть самой лишить себя жизни. Трибун и его солдаты вошли в комнату. Мессалине вручили кинжал. Она приставила его к горлу, потом к груди, но у нее так и не хватило мужества. Тогда трибун вынул из ножен свой меч и зарубил ее одним ударом.

Чуть позже император, не заметив императрицы за пиршественным столом, поинтересовался, где она.

9

Напрягая каждый мускул, чтобы не обнять монахиню или не наступить на босую ногу францисканца, висишь в набитом битком зеленом римском автобусе, теоретически — держась за поручень, а на самом деле — уцепившись за что угодно или за кого угодно, лишь бы удержать равновесие. На первый взгляд нет ничего более неприступного на свете, чем общественный транспорт в Риме. Так как большинство римлян проводит жизнь, спеша утром на работу, днем — домой, на обед, после сиесты — обратно на работу и, наконец, вечером, после работы, домой, то существуют четыре «часа пик», когда на автобусных остановках образуются не то что очереди — толпы. Если бы ожидающим автобуса раздали мечи и щиты, то в момент прибытия автобуса можно было бы наблюдать великолепные батальные сцены.

Однако тому, кто собирается провести в Риме больше нескольких дней, следует приноровиться к этой восхитительной системе передвижения, к транспорту, готовому доставить его в любой уголок города за значительно меньшие деньги, чем плата в такси. Автобусы действительно самый дешевый вид транспорта в Риме. Говорю вам, стоит освоить его, даже не столько из практических соображений, сколько ради того ощущения триумфа, которое дает новый обретенный навык. Муниципалитету следовало бы награждать какой-нибудь ленточкой или медалью тех приезжих, кто преуспел в «технике езды автобусом». Это было бы что-то вроде первого шага на пути к почетному гражданству.

Когда римский автобус останавливается, он шипит, словно разъяренный дракон, и передние дверцы распахиваются, на первый взгляд без всякого участия человека. На самом деле они под контролем водителя. Неискушенный приезжий, выждав, когда взъерошенные после предпосадочной битвы пассажиры как-то разместятся внутри, думает, что ему надо в эти двери. Как только он пробует войти, они злобно захлопываются у него перед носом, оставив его на тротуаре под сочувствующими взглядами темных глаз, следящих за ним из салона, пока автобус не тронется и не пропадет вдали. Вероятно, еще ни одному герою не удалось проникнуть внутрь через переднюю дверь, и сделать это — значило бы грубо нарушить принципы езды в автобусе. Узкая задняя дверь, которая на практике является единственным входом, охраняется официальным лицом, заслуживающим гораздо более значительного звания, чем «кондуктор». Он — император автобуса. Он сидит на своем маленьком троне и продает билеты, не уставая при этом отдавать распоряжения стиснутым и задыхающимся людям в переполненном салоне призывая их «проходить вперед». Измученный, как после битвы, вы вручаете ему бумажку в пятьдесят лир и получаете взамен билет и полную горсть мелких монет, которых вам хватит на то, чтобы обеспечить себе на несколько ближайших столетий возможность возвращаться в этот город. Затем вы продолжаете борьбу, предпринимая решительные попытки пробраться в переднюю часть автобуса. Если вам это не удастся, вам суждено проехать на милю или две дальше, чем вы намеревались. Разумеется, новичок не знает, где ему выходить, и когда вдруг понимает, что сейчас будет его остановка, оказывается, что от выхода его отделяют двадцать плотно притиснутых друг к другу римлян. Следовательно, основная стратегия пассажира автобуса — начинать пробираться к выходу в тот самый миг, как вошел, с тем чтобы потом, за считанные секунды, при помощи scusi[35]или permesso[36]и нескольких легких пинков и толчков, успеть добраться до дверей раньше, чем они с шипением захлопнутся. Страхи некоторых новичков — оказаться в дверях как раз в тот момент, когда они захлопываются, и проехать в таком смешном положении до следующей fermata,[37]совершенно беспочвенны — у водителей начисто отсутствует чувство юмора.