Грешная жизнь герцога - Лора Ли Гурк

Чьи-то шаги по мраморному полу прервали этот забавный эксперимент; он выпрямился и шагнул назад, а она повернула голову в сторону двери. Когда в зал вошли две немолодые леди, она с заметным облегчением снова повернулась к нему:

– Слава Богу.

Он посмотрел вопросительно.

– Я прячусь, – призналась она. – Моя тетя настаивает на том, чтобы везде сопровождать меня, а когда она не может, то посылает вместо себя Роберта.

– И от кого же из них вы прячетесь в настоящее время?

– От Роберта. Он где-то здесь и, конечно, вот-вот найдет меня. – Она невесело вздохнула.

– Я вижу, ваше воссоединение с семьей проходит очень успешно.

– Не шутите со мной на этот счет, ваша светлость, умоляю вас. Я ни на минуту не могу остаться одна.

– И это вам не нравится?

– Я не привыкла к этому. С семнадцати лет, с того времени как приехала в Лондон, я жила самостоятельно. Оттого, что меня повсюду сопровождают, я начинаю задыхаться.

Ему нельзя упускать благоприятное стечение обстоятельств. Взяв Пруденс под локоток, он повел ее к одной из дверей.

– Идите со мной.

– Куда мы идем?

– Если вы хотите скрыться от кого-то, – сказал он, останавливаясь, чтобы посмотреть налево и направо, прежде чем провести ее через дверь, – нужно поступать осмотрительно.

Они прошли один зал, потом другой. Рис искал место, где можно было провести несколько минут наедине. Они были почти в конце здания, прежде чем он нашел то, что отвечало его цели. Это был длинный полутемный коридор, вход в который преграждал бархатный шнур, натянутый между двумя короткими металлическими стойками.

– Вот, похоже, идеальное место, где можно спрятаться от всех.

– Но разве сюда можно? – Пруденс показала на объявление на стенде сразу за входом. – Это крыло закрыто в связи с подготовкой выставки из Рима. Публике сюда нельзя.

Рис подошел к стойке, на которой был закреплен шнур, перекрывавший вход, и открепил его.

– Для герцога нет ничего невозможного, – сказал он, пропуская Пруденс в коридор. – Кроме того, ваш кузен никогда не додумается искать вас здесь.

– Это правда, – согласилась она, пока он возвращал шнур на место. – Роберт никогда ничего не делает против правил.

– Бедный малый. Неудивительно, что он смертельно скучен.

– Ваша светлость! – запротестовала она, но засмеялась, когда они рядом пошли по пустому коридору. За коридором открылся огромный зал, заполненный итальянскими статуями, рельефами и стеклянными витринами, в которых стояли скульптуры поменьше. В центре в металлических лесах громоздилась наполовину смонтированная скульптура, изображающая Нептуна с его тритонами.

Рис демонстративно осмотрелся:

– Ну, видите? Никого, никаких сопровождающих.

– Спасибо, – сказала Пруденс, глядя на него с такой благодарностью и облегчением, чувствами, которые, он знал, она никогда бы не испытывала, если бы знала о действительных мотивах его поведения. Если бы у него еще оставалась совесть, это потревожило бы его. Но совести у него, как и невинности, давно не было. – Здесь все так подавляет, Все эти статуи из белого мрамора, – произнесла она, оглядывая зал и отрывая Риса от размышлений. – Выставка из Флоренции, как здесь написано. – Она снова взглянула на него: – Так вы жили во Флоренции?

– Да, но, надеюсь, вы не ждете, что я прочитаю вам лекцию об итальянской скульптуре.

– Если бы мне хотелось прослушать лекцию, я бы осталась с Робертом. Он любит демонстрировать свое оксфордское образование. – Она показала на массивную скульптуру перед ними: – Не сомневаюсь, мне бы пришлось не менее часа слушать лекцию об этой вещи.

– Ваш кузен проводил свои университетские дни с гораздо большей пользой, чем я. Могу сказать лишь то, что это Нептун с его тритонами. А теперь, прежде чем вы окажетесь под впечатлением моего оксфордского образования, я признаюсь, я знаю это лишь потому, что перед нами копия римского фонтана Треви.

Она повернулась к нему и со жгучим любопытством спросила:

– А вы в самом деле плавали в фонтане голым?

Рис застонал от досады:

– Боже, эта старая история еще не забыта?

– И все же.

– Да, хотя точнее было бы сказать «купался». Фонтан оказался слишком мелким для плавания.

– Говорят, в то время вы были с русской графиней.

«На самом деле она была пруссачкой». Рис сделал серьезное лицо, полное достоинства.

– Как джентльмен, я не имею права пускаться в обсуждение деталей.

– Это делает вам честь, я восторгаюсь вами, хотя, мне кажется, быть джентльменом довольно скучно.

Рис поднял бровь:

– Скучно?

– Леди всегда обсуждают детали, – сказала Пруденс, улыбаясь. – Вы не поверите, какие захватывающие секреты обсуждаются в салоне портнихи.

– Вот как? – Он мог представить себе, что говорили о нем леди, выбирая шелка и муслины. – Но теперь, когда вы уладили семейные дела, вам, надеюсь, не надо больше работать швеей?

– Конечно, но мне все еще кажется нереальным, что я выбираю платья для себя, а не для других. – Она отвернулась, взялась за поперечные прутья лесов и стала разглядывать Нептуна. – На самом деле, – добавила она с коротким смешком, – вся моя жизнь сейчас представляется мне нереальной.

Ежегодный доход в миллионы фунтов и ему представлялся чем-то нереальным, хотя он подозревал, что мог бы привыкнуть к этому. Так как предполагалось, что он еще не знает о ее наследстве, он притворился, что не понимает, о чем это она.

– В каком смысле нереальной?

– Во многих смыслах. – Она повернулась к нему. – Два дня назад я отправилась к своей прежней хозяйке, чтобы сообщить, что я не буду больше работать, и когда очутилась в салоне, решила заказать несколько платьев, больше ради забавы, чем из необходимости. Мадам была такой жестокой со мной, когда я у нее работала, и мне захотелось немного поважничать перед ней, устроить спектакль, понимаете? Я думала, будет весело.

– И что получилось?

– Сначала так и было. – Пруденс помолчала, подняв бровь. – Но что тут началось! Господи, женщины, с которыми я проработала много лет, суетились, чтобы услужить мне! А мадам обрушила на меня поток комплиментов, неискренность которых распознал бы и ребенок. И все потому, что я могла тратить деньги. Мне стало немного не по себе. Девушки вели себя так, словно очень рады за меня, и все же я чувствовала, что, несмотря на все льстивые слова, они совсем не рады. Я не… – Она помолчала и глубоко вздохнула. На ее лице еще сильнее отразилось глубокое волнение. – Мне это не понравилось.