Алые сердца. По тонкому льду - Тун Хуа

– Типичный случай эдипова комплекса, – кивнув, заявила я.

– Какого комплекса? – недоуменно спросил тринадцатый принц.

С улыбкой глядя на него, я пояснила:

– Это когда человек страстно жаждет материнской любви и неосознанно надеется на то, что жена будет с ним так же ласкова, как его мать, и будет так же любить и жалеть его.

Отчасти поэтому тринадцатый принц не любил Миньминь. Она очень хорошая, но не та, кто ему нужен.

Тринадцатый принц на мгновение замер, а затем улыбнулся:

– Возможно, ты права. А что насчет тебя?

Я опустила голову и тоже ненадолго задумалась, после чего подняла голову и произнесла, глядя ему в глаза:

– Я скажу тебе, но ты не должен никому об этом говорить.

Подумав еще немного, добавила:

– Никому, даже четвертому принцу.

Принц с улыбкой кивнул, заметив:

– Похоже, ты считаешь меня изрядным болтуном.

Тогда я, продолжая одновременно обдумывать свои слова, начала:

– Я всегда была пассивной в том, что касалось отношений между мужчиной и женщиной. Затем произошло кое-что, из-за чего я стала еще более пассивной, а когда попала во дворец, начала совсем жестко оберегать свое сердце практически от всего. Я ужасно боялась совершить непоправимую ошибку, о которой буду жалеть до конца жизни. У мужчин Запретного города слишком много жен, а я в глубине души всегда отказывалась делить мужа со столькими женщинами…

Тринадцатый принц в изумлении вытаращился на меня, и я, бросив на него короткий взгляд, беспомощно продолжила:

– Вряд ли ты сможешь это понять, но я действительно так думаю. Впрочем, это вовсе не самое важное. Сколько бы ни было в жизни вещей, перед лицом которых человек чувствует себя бессильным и которые не может принять, он в конце концов всегда постепенно примиряется с ними. Прямо как ты, который поначалу не желал участвовать в борьбе за власть, а потом все же вступил в нее. Даже если не хочу, я уже медленно принимаю то, что не могу изменить. Возможно, по-прежнему не могу смириться, борюсь из последних сил, но разве я способна противостоять всему обществу?

Горько рассмеявшись, я взглянула на тринадцатого принца и покачала головой.

– Важнее всего то, что я, хотя и жажду, чтобы кто-нибудь искренне, со всей душой полюбил меня, в то же время не верю, что во дворце найдется человек, способный на это, – продолжила я с тихим вздохом. – А если я не верю, то мое сердце не сможет по-настоящему открыться кому-то и принять его. Возможно, слишком слаба и нерешительна, чересчур боюсь обжечься. И не могу, как Миньминь, сделать шаг первой, бороться, добиваться; всегда пассивна и жду, пока человек сам сделает первый шаг, заставит меня хоть немного поверить. Лишь тогда я, возможно, открою ему свое сердце и однажды полюблю.

Глядя на серьезное выражение лица тринадцатого принца, я коротко усмехнулась и непринужденно продолжила:

– Теперь ты, должно быть, понимаешь, почему я не могла полюбить тебя? Потому что ты не полюбил меня первым.

– Похоже, мне стоит сказать четвертому брату, чтобы он продолжал прикладывать усилия, – нахмурился он. – Твое сердце не так просто взволновать, а он заранее проигрывает оттого, что у него уже есть жена. Однако, к счастью, этим он ничем не отличается от других.

– Тебе не стоит лезть в наши дела, – сказала я немного смущенно.

Тринадцатый принц засмеялся и чокнулся со мной, после чего мы оба выпили по несколько глотков вина. Улыбка исчезла с лица принца, и он медленно проговорил:

– Жоси, меня не волнует то, что произошло между тобой и восьмым братом. Сейчас ты дала обещание четвертому и должна обратиться к нему всем сердцем и всеми помыслами.

Моя рука дрогнула. Чашка выскользнула и упала на землю, разбившись вдребезги. Пребывая в смятении, я очень долго молчала, прежде чем нашла в себе силы поднять голову и взглянуть на него:

– Откуда ты знаешь? Четвертому принцу тоже это известно?

– Четвертый брат пока не знает, – покачал головой он. – Во-первых, ты действительно хорошо скрывала это, а во-вторых, мы все это время думали, что тебя что-то связывает с четырнадцатым братом, потому все наше внимание было сосредоточено на нем. Я узнал правду совершенно случайно: слышал, как Миньминь рассказывала, что ты учила ее петь арии, а потом позвала восьмого принца послушать. Когда я позднее стал расспрашивать ее об этом, она лишь что-то мямлила, не желая говорить. Тогда я и начал что-то подозревать. Мои подозрения укрепились в тот день, когда десятый брат расшумелся, грозясь развестись с супругой: ты не смогла даже твердой рукой подносить чай из-за одного лишь взгляда, который бросил на тебя восьмой брат. Впрочем, я ни в чем не был уверен и сейчас говорю это только для того, чтобы проверить тебя. А оказалось, что все так и есть.

Я печально взглянула на него и умоляюще произнесла:

– Четвертый принц ни в коем случае не должен узнать об этом.

– Я не скажу ему, – сказал тринадцатый принц. – Хотя во всем этом действительно есть нечто неподобающее, ты слишком плохо думаешь о четвертом брате! Цзоин все же простил Миньминь, так разве четвертый брат не может простить тебя?

Я покачала головой.

– Никогда не считала, что если девушке мог кто-то нравиться до свадьбы, в этом есть нечто предосудительное. Неужели только мужчине позволено брать в жены девушку, уже до этого обзаведясь несколькими женами и наложницами, в то время как у нее нет права даже до замужества любить кого-то? Я вовсе не считаю, что сделала что-то неподобающее, и была бы не против, если бы четвертый принц об этом узнал. И я бы давно сама ему обо всем рассказала, если бы меня что-то связывало с десятым, четырнадцатым принцем или кем угодно другим. Но восьмой принц – единственный, о ком говорить ему ни в коем случае нельзя.

– Как это понимать? – в замешательстве спросил тринадцатый принц.

– Я не могу тебе этого сказать, – с отчаянием в голосе ответила я. – Но восьмой принц и правда единственный, о ком нельзя ему говорить. Возможно, четвертому принцу и сейчас, и потом было бы все равно, но я не могу рисковать. Подобный риск я на себя взять не могу.

С этими словами я опустила подбородок на ладонь и молча застыла, глядя в пустоту, с ощущением боли и тоски в сердце.

Тринадцатый принц тихонько вздохнул и сказал:

– Я не до конца понимаю, о чем ты говоришь, но верю тебе. Без сомнений, у тебя есть на то свои причины.

Не сдержавшись, я протянула руку и, ухватив его за предплечье, легонько потрясла. До чего же мне повезло иметь такого друга, как тринадцатый принц!

В ответ он легонько похлопал меня по руке и мягко улыбнулся. Сделав несколько глотков вина, принц сказал:

– В прошлом я надеялся, что вы с четвертым братом будете вместе. В конце концов, он самый близкий для меня человек, а ты родственная душа, которой я очень дорожу. Однако в дальнейшем, когда ты не хотела, я, даже если не мог осмыслить твои противоречивые слова и поступки, все же не желал принуждать тебя. Четвертый брат стал относиться к тебе с большим вниманием, но все же мог спокойно прожить и без тебя. Когда ты вернула шпильку и ожерелье, он посмеялся над самим собой и шутливо сказал мне: «Она желает до конца жизни оставаться незамужней, даже написала строку “Вдруг очутилась возле Будды при свете меркнущих лампад…”[13] Не станет же она в следующий раз говорить, что скорее умрет, чем выйдет замуж? Ладно, не будем заставлять ее!» Договорив, он выбросил то, что ты вернула, и больше о тебе не вспоминал. Однако после возвращения из поездки за Великую стену намерения четвертого брата изменились, и он даже отыскал ожерелье.