Кинжал милосердия - Галина Полынская

Положив листок на грудь Габриэлы, он произнёс, глядя на её безмятежное, светлое в своём покое прекрасное лицо, зная, что сквозь любой сон и даже беспамятство его слова воспримет сознание вампирши:

– Передай это тому, кто тебя послал, Габи. Прощай.

Застегнув молнию доверху, он покинул гостиничный номер. Добравшись домой, Феликс был благодарен квартире, встретившей его тишиной и пустотой. Сбросив одежду, он долго стоял под душем, словно надеялся смыть близость вкуса и запаха крови.

Избавиться от этого всё равно не удалось. Засыпал Феликс с чувством полнейшей опустошённости, бездонной пропасти, которую ничем нельзя было заполнить.

Утром он проснулся от ощущения жара, словно находился вблизи открытого огня. Открыв глаза, Феликс увидел Даану. Девушка сидела на полу, прислонившись спиной к боковине кровати.

– В чем дело? – прищурившись спросонок, не совсем любезно поинтересовался он.

– Ты сказал, что можно приходить без приглашений, – ответила Даана, не поворачивая головы.

– Но не в… сколько сейчас времени?

– Начало восьмого.

– Но не в начале же восьмого утра.

– Я звонила тебе вчера вечером несколько раз – ты не отвечал.

– Не слышал звонка. Что-то срочное?

– Нет, просто знала, что ты вчера ездил на инъекцию в «Гнозис», хотела узнать, как всё прошло.

– Прекрасно всё прошло! – отрезал Феликс. Обернув бедра простыней, он встал с кровати и посмотрел на гостью сверху вниз.

На Даане было длинное кашемировое платье песочного цвета, драпировкой напоминающее римскую тогу. Выглядела девушка подавленной и бледной, несмотря на смуглый цвет кожи.

– Бурная ночь была, да, Феликс? – тихо произнесла она, глядя на него босые ноги.

– Довольно-таки. Прости, мне надо собираться на работу. – Мужчина протянул ей руку, чтобы помочь подняться, но она не двинулась с места.

– Почему ты меня всё время отталкиваешь?

– По мне, так у нас прекрасные отношения. Рекордно долгие, я бы сказал. К чему всё портить?

– Почему – портить? – Она подняла взгляд – глаза её были прозрачными как вода, даже их диковинный золотисто-зелёный цвет побледнел, будто растворился.

– Я уже это повторял. Мы слишком разные. Чересчур большая пропасть, чтобы её перепрыгивать, да и незачем этого делать. Мы не люди с их чувствами и переживаниями, мы просто играем в людей и порою заигрываемся. Если мы будем играть в чужие игры, то это кончится плохо для нас обоих. А я не хочу, чтобы тебе было плохо, Даана, ты мне дорога.

– Как крыса с вороном, или они все-таки дороже?

– Если ты не хочешь меня услышать, не желаешь довольствоваться тем, что есть, мне больше нечего сказать. Глупо стоять в простыне и читать проповеди.

Феликс вышел из спальни и направился в ванную.

Под душем он простоял дольше обычного. Сон, больше походивший на муторное беспамятство, не принёс желаемого отдохновения; свежесть, ясность рассудка никак не желали возвращаться.

Выключив воду, он набросил банный халат, вышел из ванной комнаты, надеясь, что Даана уже ушла. Но она была на кухне и даже успела приготовить бокал кокосового молока с вином.

– Будь по-твоему, Феликс, – сказала она, протягивая ему бокал. – Я стану довольствоваться тем, что есть, только не отталкивай меня. Мне хорошо с тобой, в твоём обществе, как бы по-человечески это не звучало. Порой, когда ты рядом, мне кажется, что я иду по прохладному древнему лесу с деревьями, уходящими вершинами в небо. Там сумеречная тишина, а где-то высоко, над кронами, светит солнце. И пусть я совсем одна на километры древесных стволов, мне не страшно, а спокойно и легко. Я не хочу терять свой лес, Феликс, я хочу идти по нему дальше.

Даана коснулась губами его щеки и вышла из кухни, растворяясь в коридорном полумраке.

Утром в агентство «ЭФ» раньше всех приехал Гера. Паркуясь у ограды, он заметил на противоположной стороне дороги уже до тошноты знакомую фигуру Юрия Константиновича – Бульбы. «Святых отцов твоих вроде отвадили, а ты никак всё не угомонишься», – с досадой подумал он, выходя из машины. Завидев парня, Бульба немедля устремился к нему со своим извечным желанием повидать начальство.

– Феликса Эдуардовича сегодня не будет, – ответил Гера.

– Так он вообще на работе бывает? – Юрий Константинович вперил в него тяжёлый взгляд похожих на речную гальку глаз.

– Я уже неоднократно отвечал на этот вопрос – директор приезжает в агентство по мере необходимости. Скажите, что вам надо, я ему всё передам.

– Мне бы лично с ним поговорить.

Подумав, что эта ситуация с одним и тем же диалогом может повторяться до тех пор, пока Бульба всё-таки не нарвётся на Феликса, Гера сказал:

– Если вам покоя не даёт ваш бывший особняк, то договор, который вы подписали, обратной силы не имеет. Здание – наша собственность. И я не уверен, что вас обрадует, если мы проведём небольшое расследование по поводу того, каким образом этот объект вам достался.

– Интересно говоришь. – Лицо Бульбы растянулось в узкой змеиной улыбке. – Сразу видно – мальчик образованный.

Он отвернулся и пошёл к своей машине, стоявшей неподалёку. С нехорошим, тревожным ощущением Гера проводил его взглядом и решил, что всё же стоит рассказать Феликсу об этих визитах.

В агентство директор приехал с небольшим опозданием и сходу объявил общее собрание в главном офисе. Коллектив немедленно побросал недопитый кофе с недоеденными бутербродами и поспешил рассесться по своим рабочим местам.

– Значит так, – сказал Феликс, обводя взглядом собрание.

– По делу о кинжале выяснилось следующее. На нём была засохшая кровь. Я провёл с ней ряд анализов и выяснил, что хоть она и принадлежит человеческому существу, назвать его в полной мере «человеком» никак нельзя. В крови обнаружен целый алхимический коктейль, и она, даже вне человека, живуча настолько, что существо с такой кровью способно прожить лет триста без особого ущерба для здоровья. Состав зелья не особо распространённый, по крайней мере, я такого не припомню. Продлевать жизнь человеку на такой большой срок – из области алхимии высшего уровня, самого сильного и закрытого. Кто удостоился такой чести, сам ли он изготовил зелье или получил от кого-то – пока не ясно. Очевидно одно – это существо было достаточно мощным и имело врагов. Чтобы его убить, понадобился музейный кинжал и специальный ритуал, в котором использовались свечи из воска северных пчёл и вытяжка из гадюки. И становится понятно, почему выбор пал на такое странное оружие. Если по своему прямому назначению мизерикордия использовалась для пробивания доспехов, то в ритуальном случае кинжал должен был пробить живую защиту носителя алхимической крови. Остался он в живых или убийца достиг своей цели, это нам тоже предстоит выяснить. Пока всё.