Двое из будущего - Максим Валерьевич Казакевич

достал из кармашка пальто платок и приложил его к своему разбитому носу. Кровь быстро пропитала бархатную ткань, но, тем не менее, стала потихоньку останавливаться.

А Пузо, меж тем, широко раскинув руки, словно стремясь объять необъятное и доселе необъяснимое, самозабвенно и с упоением пребывал в беспамятстве. Я наклонился к нему, нащупал бьющийся живчик на шее и сообщил загомонившему народу:

— Живой вроде.

К поверженному бойцу подошел полноватый мужичок с посеребренными сединой усами, одетый в хорошее пальто. Он нагнулся, приподнял веко беспамятного и посмотрел на зрачок. Удовлетворился увиденным и переключил свое внимание на кровоточащее рассечение на подбородке. Пошевелил рану.

— Придется несколько швов наложить. Славно вы его, молодой человек, отделали. Никогда такого не видел.

— Что не видели? — спросил я, уточняя.

— Что бы так ногами лягались. Всяко видел, многих штопал, но вот такого удара ни разу не доводилось лицезреть, — он разогнулся с болезненной гримасой на лице и вытер руки об белоснежный платок. — Я хирург по образованию, сейчас работаю врачом при доме предварительного заключения — слышали про такой?

Я отрицательно мотнул головой.

— Шпалерка? Нет?

— Нет, не знакомо, — ответил я собеседнику. — Я здесь не так давно и, к счастью, с этой достопримечательностью не знаком.

Он подал мне руку:

— Хорошо, что вы его остановили. Он и вправду мог убить того бедолагу.

Пузо очнулся. Он застонал, открыл глаза и недоуменно сфокусировал взгляд на моей физиономии. Потом, помогая себе руками, неуверенно сел.

— Сотрясение, — определил врач. — Голова будет сильно болеть.

И в этот момент кто-то из толпы выкрикнул:

— Полиция! — и народ стал быстро рассасываться кто куда.

Я оглянулся. Вдалеке, метров за двести мелькала упитанная фигура городового, спешащего в нашу сторону. А за ним семенил наш избитый вихрастый.

— Уходите, молодой человек, — посоветовал мне врач. — Зачем вам проблемы с полицией?

И вправду, тесно общаться с представителем правопорядка мне совсем не хотелось. Найдя взглядом извозчика, я махнул ему и через десяток секунд я уже забирался в пролетку.

Пузо со своим товарищем тоже решили ретироваться. Быстро, насколько это было возможно в их состоянии, они направились за угол ближайшего дома. Но по тому, с какой болезненной гримасой ковылял низкий, я понял — не уйдут. И тогда я их окрикнул:

— Эй, вы, давайте ко мне!

Они обернулись, посмотрели на меня, но засомневались.

— Живо давайте, мент уже рядом!

Быстро, насколько это было возможно, они залезли на пролетку. Но возмутился извозчик:

— Я с ними не поеду. Мне перед полицией потом оправдываться не охота.

— Рубль даю!

— Нет!

— Рупь с полтиной!

За полтора рубля извозчик согласился рискнуть. Гортанно выкрикнув кобыле «н-но, пшла!», он щелкнул по крупу вожжами и сорвал пролетку с места под требовательную трель свистка городового. Повернул несколько раз на перекрестках, скрываясь из вида, и только тогда сбавил темп, перейдя на обычный темп.

Я привел своих бывших противников к себе домой. На звук хлопнувшей двери вышла Анна Павловна и, увидав мой окрававленный вид, пришла в ужас.

— Боже мой, что с вами случилось, Василий Иванович?! — всплеснула она руками и быстрыми пальчиками стала стаскивать с меня запачканное пальто.

— Не надо, Анна, со мной все в порядке. Только нос разбит, — отстранил я ее. — Помоги лучше молодым людям — им нужнее. И вызови врача.

— Не надо врача, — глухо проговорил Пузо, недоверчиво поглядывая на мою экономку, что пыталась «облизать» меня. — Мы сейчас уйдем.

— Не слушай его, Анна, вызывай. Они подождут.

Я не дал им уйти. Приказал им помыться, привести одежду в порядок и дождаться доктора. Они скромно просидели на лавочке в прихожей, стесняясь воспользоваться гостеприимством. После осмотра доктора и наложения швов на разбитый подбородок, они заломили шапки, и непрестанно откланиваясь, задом попятились к двери. Пузо смущенно бормотал извинения и обещал отдать долг за врачебный осмотр. Застеснялся парень в барском доме.

— Да постой ты, не беги, — остановил я его. — Успеешь еще. Ты лучше скажи, за что ты того парня избил. За дело или так, по баловству?

Длинный сверкнул глазами. Вспомнилось ему что-то неприятное.

— За дело, — ответил он после мучительного молчания. — Из-за него моего троюродного брата один казачок нагайкой посек. Доносчик он, вот и получил свое…

Троюродный брат у Валентина Пузеева был студентом. Он учился в Императорском Университете и проживал в столице у близких родственников. После недавно случившейся студенческой «революции», за свои подстрекательства к бунту он имел серьезный разговор с ректором Сергеевичем, где и обвинил того в неуважении студенческих союзов. И пообещал поспособствовать в усугублении ситуации, если тот не извинится за недавно сделанное заявление. Но ректор проигнорировал требования студентов и пригрозил зачинщикам разбирательством в участке полиции. И через несколько дней свою угрозу исполнил, обратился в полицию и там, через вихрастого доносчика, отыскали родственника Пузеева и поимели с ним серьезный разговор, окончившийся располосованной спиной и разбитыми губами.

— Мой брат еще легко отделался, — сказал Пузо, безучастно разглядывая свое отражение в окне. — Петька, его друг, с пробитой головой сейчас лежит, лицо как слива синее.

— Да-да, — поддакнул низкий, — а троих человек в участок забрали.

Странно. Не слышал я в своем будущем о таком студенческом бунте. Ничего не знал о подоплеке произошедшего, и потому пришлось мне выискивать информацию и поднимать газеты, которые я имел обыкновение использовать по альтернативному назначению. Оказалось, что каждый год восьмого февраля студенты Императорского университета имели обыкновение устраивать празднества в честь основания университета и шумными компаниями разбредаться по кабакам. Сутки юные падаваны предавались утехам — гуляли, пили пиво-вино-водку, горлопанили не жалея глоток, орали нестройными голосами песни и, конечно же, выбивали с лихим весельем друг другу и соседям зубы. Ректор, желая прекратить эти безобразия, за несколько дней до восьмого февраля опубликовал объявление, в котором он потребовал во время празднования дня основания соблюдать порядок. В ином случае он грозил различными сроками арестов и штрафов. Студенческая братия сочла тон объявления оскорбительным и уже сама объявила бессрочный бойкот, в полном составе проигнорировав посещение занятий. А восьмого числа, когда студенты расходились по домам, у Академии Художеств, произошло столкновение группы веселых учащихся с конным отрядом полиции, где с разгромным и сухим счетом выиграли представители власти. Пострадавших от уставных нагаек было десятки человек, а у работников полиции от метких снежков морально пострадало всего несколько служителей правопорядка.

А через несколько дней меня дома посетил жандармский ротмистр. Галантно и вежливо он учинил мне допрос, а после чего откланялся, поблагодарив за честность. От него же я узнал, что Валентина Пузеева с товарищем загребли-таки для допроса и вдобавок уволили с