Венер. Все просто - Тина Джель

тебя так ждала, так ждала, соскучилась вся от ожидания долгого. Ну и плюхаются эти голубки на кровать, рядом со мной, сразу, без подготовки. Я не дышу от страха. Он трахает её: пыхтит, кряхтит и пердит шашлыками. С меня пот градом — жарко, дышать нечем, да и страшно, что сейчас вот он, рукой махнёт и свидетеля рядышком обнаружит…., голенького. Он здоровенный такой бугай ещё был, при оружии, к тому же, — из ментов каких-то высокопоставленных. Хрен его знает, что ему в голову взбредёт на пике удовольствия — пристрелит, глазом не моргнёт и скажет всем: так и было. И у меня, блядь, в самый ответственный момент, палатка раскрывается, — руками круг очерчивает перед собой. — И пошевелиться я не могу, чтобы палатку свернуть. Она сверху на меня подушки кидает. Так я подушки эти, поднимаю — такой стояк, пи*дец просто. Этот, боров, потрахался, проперделся, собрался и свалил, а я встать не могу. Болит всё. Любовь моя неземная, ко мне подлетает, после того, как его проводила, одеяло скидывает, смотрит на мой член торчащий и ртом своим тянется: давай помогу тебе дорогой, а мне блевануть на неё хочется. Еле до унитаза добежал… — замолкает задумчиво…

— Бляха — выдыхаю, представляя эту красочную картину, — И что потом?

— Всё, — Валера разводит руки по сторонам, возвращаясь ко мне взглядом, — больше ничего. Прошла любовь, завяли помидоры. Посоветовал бы я тебе такой «отворот», да боюсь, что ты эту стадию уже прошёл другим путём…

— Да я всегда знал, какая она, — усмехаюсь невесело.

— Знать — это одно, а вот слышать всё это рядом с собой — совсем другое. Уверяю тебя, работает безотказно. Правда, там ещё экземпляр должен быть подходящим, тут тебе тоже кажись не очень подвезло. А у меня прям сработало, на раз.

— Что, и порнуху больше не смотришь?

— Не… порнуху, как раз, смотрю. А вот шашлыки не ем с тех самых пор и про спорт только с великого перепоя забываю, чтобы не пыхтеть, блядь, и не пердеть, когда девочку красивую полюбить захочется…

— Ну понятно теперь, почему ты у всех спрашиваешь: свободна, не свободна… — подъ*бываю его, — с такой-то травмой психологической.

— Да вообще не угадал, — вытаращил он один глаз, — я просто парень честный, у Петьки вон спроси….

Петька ржёт сидит…

Глава 19

Вся эта ситуация, похожа на лабиринт — я гуляю по нему с закрытыми глазами и ищу выход. Подсказок нет ни хера, но надо идти и искать, иначе будет хуже. А я не могу пока даже понять, есть ли выход из этого лабиринта или это очередная ловушка…

Зачем прилетал? Только душу разбередил…

На чужбине как-то не так остро всё это ощущается, а дома прям по живому…ножом…без наркоза…

Все они правы по-своему. Все, без исключения. Но что делать с сердцем, которое не хочет успокаиваться?

За время, что я её не видел, я не встретил никого, кто бы заставил моё сердце биться так, как оно билось при встрече с ней. Я столько раз пытался её забыть и найти себе другую девушку. Влюбиться пытался. Но все мои попытки заканчивались полным крахом….

После секса, и кратковременного удовольствия, в душе опять оставалась только, ничем не заполненная, пустота.

Да и секс тоже был другим. Мало кто умеет так дарить себя, растворятся в партнёре так, как умеет это делать она. Мало кто не стесняется показать себя настоящей: слабой, незащищённой, даже некрасивой. И дело тут не в природной красоте. Дело в желании и умении идти до конца, не задумываясь ни о чём и ничего не боясь.

Она всегда чётко знала свою цель и шла к ней напролом, не сворачивая с намеченного пути. Ей просто нужно было помочь поменять цель или путь помочь поменять, но я не смог этого сделать, как ни пытался.

Больно…

Начинает нестерпимо ныть нога, как всегда, когда я думаю о ней, а её нет рядом.

Когда она была со мной — я чувствовал её любовь. Был уверен, что она меня любит, несмотря на то, что потом она уходила к другому. Никогда даже в голову не приходило, что я когда-нибудь смогу делить свою девушку с другим. Но эта её самоотверженность и ощущение полной отдачи и любви, которую она дарила — чувство не сравнимое ни с чем. Это невозможно объяснить. Это наркотик, от которого невозможно отказаться, когда ты его уже попробовал. Ты знаешь всё про опасность, но поделать с собой ничего не можешь — бессилен. И как мотылёк, летишь на огонь, чтобы сгореть…

И я сгораю сейчас…

Я до сих пор помню её запах. И когда слышу что-то похожее, останавливаюсь, принюхиваюсь, ищу источник, как последний идиот. Иду на него, как собака на запах своей жертвы, но найдя его, разочаровываюсь, понимая, что это не она.

Мне до сих пор снятся во сне её стоны. В такие моменты я просыпаюсь и хромаю в душ, чтобы снять напряжение, а потом ещё долго обливаюсь ледяной водой, чтобы выбить дурь из головы.

Мои руки, мои губы, мой язык помнят каждый изгиб её совершенного тела, бархат её кожи, её охренительный вкус, который сводит меня с ума…

Я найду её в толпе, с закрытыми глазами. И никогда ни с кем не перепутаю.

И я до сих пор задыхаюсь от нежности к ней…

На автомате сдаю багаж, прохожу паспортный контроль — всё, назад пути нет.

Иду в бар, чтобы скоротать время и позвонить всем своим друзьям и близким, сажусь и заказываю себе чай с лимоном…

… втыкаю в уши наушники и включаю песню своей землячки — Зефиры. И сейчас мне, вместе с ней, хочется громко выть на весь зал: «Ну почему?»

А теперь ещё и ребёнок…

Мой ребёнок.

Наш ребёнок.

Чёртов лабиринт!

Провожать меня сегодня поехали все. Даже Дина с ребёнком, которого у неё сразу же конфисковала моя мама, давно мечтающая о внуках.

Валеры только не было с нами. Решили, что не стоит ему рисоваться перед мамой, дабы она ничего не заподозрила. Мой небольшой синяк на лице я объяснил ей неудачным спаррингом с Лёхой, — он не раздумывая, в содеянном признался.

Сам он, кстати, тоже не поехал. Из-за Зубайды. Не готов он пока ещё, встречаться с ней в новом статусе, а она, естественно, после того весёлого вечера, когда мы заявились под утро, все красивые и сильно навеселе, не могла не проконтролировать ситуацию и возглавляла сегодня нашу торжественную процессию — проводов меня, любимого.

Сильно