Цезарь в тесте - Иван Дубинин

— Отлично! — обрадовалась я. — Тогда мы с Вами сейчас их и налепим.

У бабы нижняя челюсть отвисла до ключицы.

— А я не буду котлеты, у меня — сигма, — вставил дед. — Я лучше молочка попью.

— Пойду отдохну, — простонал Данька, — а то я от твоей еды, Столя, устаю, как после физкультуры.

— Ты давай уроками займись, — проснулся во мне педагог. — А то сегодня школу пропустил.

— Да, а как у тебя с ушами? — проявила сочувствие Серафима Гавриловна.

— Что? — прикинулся глухим Данилка.

— Я спрашиваю, как твои уши? — повысила голос баба.

— А! Спасибо. Я молоко не люблю, — ответил юный приколист и направился к себе в комнату.

Я быстренько приготовила всё необходимое для производства котлет. Но на кухню вновь заявился Данька со страдальческим лицом.

— Столя! Помоги, пожалуйста, — заныл он, — я тут ничего не пойму.

— Что ты не поймёшь?

— Да в задании этом.

Баба Серафима кивнула мне:

— Ладно, иди, займись с мальчонком, я уж тут сама.

Я пошла с непонятливым подростком в его комнату.

— Ну, что тут у тебя?

— Да вот, тесты задали.

— Не тесты, а тэсты, — поправила я его. — Пишется тесты, а читается и произносится как тэсты.

И вдруг будто молния сверкнула у меня в голове. Грома, правда, я не услышала, но в ушах почему-то зазвенело.

«Пишется тесты, а читается тэсты!» «Цезарь» не в тесте, а «цезарь» в тэсте! — наконец-то, дошло до меня.

Боже мой, какая же я была дура! Ведь это так просто. Стоп, стоп, стоп… А кем работал Петр Грибов? По-моему, он был психологом в какой-то брачной конторе. И, конечно же, там занимался тестированием!

— Ты — гений! — сказала я растерянному мальчишке, который с удивлением слушал мои бормотания, и чмокнула его в щечку. — Так, всё! Мне нужно срочно в одно место!

— В туалет? — сочувственно спросил гениальный ребёнок.

— И не надейся, — ответила я. — К стоматологу.

— У тебя разболелись зубы?

— У меня разболтались мозги!

— А как же тесты? — захлопал глазами вконец сбитый с толку мальчуган.

— За них можешь не переживать. Тесты я беру на себя. А ты пока займись чем-нибудь другим.

Это открытие оглушило меня. Я сейчас ехала в метро, а в голове стоял какой-то монотонный гул, который мешал мне сосредоточиться и наметить план дальнейших действий. Но одно я точно уяснила для себя. Разгадка смерти Грибовых таится в безобидных на первый взгляд тестах. Там — намёк, код, направление, указание на что-то серьёзное и важное. Настолько важное, что из-за этого уже лишились жизни два человека. Пока. Именно пока. И нужно выяснить это срочно, чтобы прервать зловещую цепочку последующих убийств. А милиция бездействует! Костя Сухожилин молчит, как рыба об сковородку. Ну и пусть ковыряется теперь в своём тесте, ищет самоцветы, которых там нету. А вот я, скромный дилетант, утру ему его профессиональный нос.

Итак, надо добраться до этих самых тестов. Но как? Наверняка в квартире поработали сотрудники милиции и изъяли всё, что им было необходимо. И потом — родственники. А кто у него остался? Бабушка. Но она сейчас далеко. Жена? Да, я правильно решила в первые мгновения, что надо ехать к стоматологше. Без нее никак не обойтись. Ни в квартиру не проникнуть, ни разыскать его бывшую супругу.

Найти нужный дом мне не составило особого труда. Как-никак, еду туда не в первый раз. Лифт, на удивление, работал, но я уже знаю эти приколы. Или электричество сейчас отключат, или мужчина какой-нибудь пристанет. А оно ему нужно? Я как-то ехала в лифте с одним нахалом. Так он ко мне полез. Я как заверещала! Он, бедный, за уши схватился и сполз по стенке. Ну, вы же знаете мой голос! Мы с мамой ракеты сбивали с траектории.

Я дошла до шестого этажа и, завернув налево, сразу стала радостно махать рукой в глазок. Дверь распахнулась и оттуда вывалилась улыбающаяся Вера Евстигнеевна.

— Евтумбочка Анатольевна! Решились-таки! Рада, рада Вас видеть. Заходите!

И она, не дав мне сказать ни слова, затащила в свою квартиру. Стоматологша была всё так же в медицинском халате, такая же пышнотелая и пышнодеятельная.

Видимо, помня мою былую щедрость, она всячески старалась мне угодить. Завела на свою стерильную кухню, усадила за стол.

— Чай, кофе?

— Чай, — сказала я.

— А, помню, помню. С лимоном и без сахара. Ну, рассказывайте, Евтумбочка, — она вдруг запнулась. — Я правильно Вас называю?

— Вообще-то, я — Евстолья.

— Ой, простите, пожалуйста, — смутилась женщина. — Имя у Вас редкое, я помню с какой-то мелкой мебелью связано. А Вы, наверное, зубами маетесь? — перевела разговор стоматологша на более приятную для неё тему. — Болят, сволочи? — она сочувственно скривилась.

Но я заметила, как пальцы на ее руках мечтательно сжались. И на всякий случай немножко отодвинулась от неё.

— Пётр Грибов — вот моя зубная боль, — призналась я.

Вера Евстигнеевна сразу поскучнела.

— Убийцу, как я понимаю, ещё не нашли?

— Ищем, — по-милицейски туманно ответила я.

Хозяйка заварила чай, разлила по чашечкам и присела со мной за стол.

— Вера Евстигнеевна, — сказала я, — Вы, помнится, в прошлый раз говорили, что Грибов работал психологом.

— Да, — подтвердила соседка.

— У него должны были остаться бумаги, касающиеся его деятельности. Ну, там отчёты, наблюдения, тесты.

— Наверное.

— А у кого они сейчас находятся? Как бы мне их посмотреть.

— А их милиция не забрала?

— Нет, — слукавила я. — Может, они в его комнате так и лежат? У Вас случайно нет ключа от его квартиры?

— Был. Но приезжала Инночка, бывшая его жена, наводила тут порядок, квартира-то теперь ей переходит, и замки поменяла. Может, бумаги у неё, если не выбросила.

— А у Вас нет её телефона или адреса?

— Есть. Она у отца своего пока живёт.

Ну, что ж, отлично, решила я. Одним ударом убью сразу двух зайцев. И с Рисухиным побеседую, и с его дочкой.

И, записав еще раз нужные мне данные и пообещав, что в следующий раз обязательно приеду «с зубами», я отправилась домой.

Дома было подозрительно тихо, хотя по моему твёрдому убеждению здесь всё должно было содрогаться от беспощадного бабиного храпа. Неужели они снова отправились за обновками? Нет, это маловероятно. Я видела ее лицо. Тогда что? Нехорошее предчувствие сжало сердце. Тем более что из какой-то комнаты вдруг донёсся незнакомый мужской голос, срывающийся на крик. Я рванулась спасать Даньку! Но он спокойно сидел за столом и — я чуть не упала в обморок! — по всей видимости, делал уроки!