Папа - Татьяна Соломатина

– Да ты вообще полжизни в море проболтался, пока я тут…

Вот так вот и спорили Викины папа и мама на своей новенькой большой тринадцатиметровой кухне до часу ночи. И спор этот, признаться честно, был больше похож на скандал. И скандал этот, как и все скандалы, очень походил на огромный снежный покров, обнажающий по мере таяния сугробов скандала «подснежники». Но не цветы, которые Апрель подарил Падчерице посреди зимы. Не те чудесные создания божьи, занесённые в Красную книгу. Не белые крошечные колокольчики с фигурными краями, источающие чарующий, волшебный, тонкий аромат; расцветающие на крепком стебельке, заботливо укутанном тюльпанными листочками. Не символ, знаменующий приход лучшего времени для любви – весны. А те «подснежники», которыми менты называют полуразложившиеся неопознанные трупы. Вот так же и по мере таяния сугроба супружеского скандала обнажаются полуразложившиеся трупы лучших чувств, неопознанные дурные поступки, загнившие сожаления, слежавшиеся обиды и прочий жилищно-коммунальный компост.

И очень хорошо, что Вика всего этого не слышала, потому что спала, и ей снился удивительно прекрасный цветной сон. Во сне мама-гримёрша пила виски, глядя на папу через хрусталь, и папа распадался на хрустальных гранях на множество улыбчивых пап, играющих обаятельными ямочками. И всё это множество прекрасных пап было, на самом деле, им – одним– единственным Викиным папой. Одним целым с самим собой, мамой, Викой и любовью. Подобного рода ощущения удивительно прекрасных цветных снов настолько реальны, что данные нам пять чувств и свобода творческой их интерпретации, мягко говоря, бессильны. Таковые сны и рассказы о таковых снах так же похожи друг на друга, как подснежники на «подснежники».

Утром папа и мама были обычными Викиными папой и мамой. Они что-то за утренним кофе дружелюбно планировали на день и радостно сказали ей хором: «Доброе утро!», а папа ещё и обнял, и поцеловал, и пошутил, и щёлкнул по носу. Вика не заметила, какое у папы на самом деле настроение. Всё-таки он долгие годы был помполитом, а актёрскому мастерству иных комиссаров позавидовала бы и сама Комиссаржевская. Вика не заметила маминых припухших век. Всё-таки Викина мама долгие годы была гримёром. Отменным гримёром, расставаться с которым и примы, и премьеры, и труппа не хотели даже на гастролях. Особенно на гастролях.

Подружка-с-первого-класса, с самого начала до самого конца лета мотавшаяся то в Прибалтику, то в Крым, то на Каспий, была очень удивлена, увидав Вику первого сентября в школе.

– Ты же хотела поступать в театральный техникум! – воскликнула она.

– Папа решил, что я должна получить высшее образование.

– Ну, тоже дело, – согласилась подружка-с-первого-класса. – Высшее образование ещё никому не вредило. И хотя тебя совершенно не интересует, что там на самом деле происходит в ядре Земли или калиево-натриевом насосе живых организмов, но ты отлично решаешь примеры. Одна я, как дура, иногда получаю по алгебре и геометрии трояки, – насупилась подружка-с-первого-класса.

– Это потому что ты умнее Ирины Теодоровны, – успокоила её Вика.

– Правда?! – обрадовалась подружка-с-первого-класса.

– Конечно! Это же всем понятно. Когда ты ей задаёшь вопросы типа: «А почему надо решать вот так? Смотрите, я решила по-другому!» – или выскакиваешь к доске и начинаешь доказывать теорему этого…

– Ферма. Теорему Ферма.

– Да. Так она так сразу тычет пальцем в свои запотевшие очки и покрывается такими красными пятнами, что всем сразу ясно, что ты умнее её.

– Отлично! Но тогда она мне должна ставить не тройки, а шестёрки или даже десятки! – рассмеялась подружка-с-первого-класса.

– Ну, она же ставит тебе в итоге пятёрки.

– Ага. После того, как её вызывает директриса, – хихикнула Викина подружка-с-первого-класса. – Правда, потом директриса вызывает меня и орёт, чтобы я не издевалась над бедной Ириной Теодоровной, потому что ум человеку дан не для того, чтобы над кем-то издеваться, – вздохнула Викина подружка-с-первого-класса. – Но я же не над кем-то, а именно над Ириной Теодоровной, а над ней умный человек просто-таки не может не издеваться! Начну-ка я учебный год Ирины Теодоровны с доказательства аксиомы о параллельных! – снова хихикнула Викина подружка-с-первого-класса.

– А что, нам что-то задавали на лето?

– По геометрии? Смеёшься? Нет, конечно. На лето, как обычно, только список чтения для дебилов, включающий то, что умными людьми прочитано ещё в третьем классе. А что касается аксиомы о параллельных прямых, то её невозможно доказать. Вот и помучаем пятнистую очкастую кобру Ирину Теодоровну!

– Аксиому не надо доказывать. Аксиома верна только потому, что она аксиома. Доказывать надо только теорему. Такие правила.

– Вот! Вот то, о чём я говорю! – вскинула указательный палец вверх Викина подружка-с-первого-класса, хотя ни про какое «то» она не говорила сейчас.

– О чём ты говоришь? – спросила её Вика несколько удивлённо.

– О том, что тебя не интересует то, что на самом деле происходит в ядре Земли или в калиево-натриевом насосе живых организмов. И ты веришь какой-то дурацкой аксиоме лишь на том основании, что в каком-то дурацком учебнике написано, что аксиому не надо доказывать, потому что она, видите ли, аксиома. Почему я должна верить в верность чьих-то чужих аксиом?

– Ну не знаю! – пожала плечами Вика и посмотрела на подружку-с-первого-класса, как обычно в последние пару лет – снизу вверх. Разве что чуть более внимательно, чем обычно. – Учебники тоже неглупые люди пишут.

– А если неглупые люди скажут тебе кинуться в колодец вниз головой, побежишь исполнять? – прищурилась подружка-с-первого-класса на Вику. – Ну, неглупый же человек сказал кинуться Вике головой в колодец! Разумеется, Вика немедленно должна нестись к колодцу и уже начинать кидаться в него вниз головой.

– Чего ты заводишься? – миролюбиво сказала Вика подружке-с-первого-класса.

– Я не завожусь! – почти прокричала подружка-с-первого-класса. – Просто жутко бесит! Вот смотри, – начала она уже на тон ниже, – в учебнике написано, что древние индийцы представляли себе Землю в виде плоскости, лежащей на спинах слонов, стоящих на гигантской черепахе.

– И что?

– И то! С какого, скажи, перепугу авторы учебника или, там, энциклопедии, решили, что древние индийцы именно так представляли себе Землю?

– Ну, наверное, археологи или историки нашли какие-то рисунки. И какие-то записи.

– «И что?» – спрошу теперь я тебя.

– И вот на основании этих рисунков и записей пришли к выводу, что древние индийцы представляли себе Землю в виде плоскости, лежащей на спинах слонов, стоящих на гигантской черепахе.

– Да-да, это так умно – на основании каких-то рисунков и записей древних индийцев делать выводы о представлениях древних индийцев. Может быть, эти древние индийцы, что рисовали слонов с черепахами, просто умели рисовать? И любили рисовать именно слонов с черепахами. Кто-то любил рисовать обычных слонов, топающих по обычным джунглям, и обычных черепах, плавающих в обычном океане. Такие себе древние индийцы-реалисты. А кому-то надоело рисовать всем надоевших обычных слонов и обычных черепах, и он взял да и нарисовал трёх слонов, покоящихся на огромной черепахе. Порвал шаблон! Создал прецедент! Никто до него не додумался нарисовать слонов на черепахе, потому что даже самая большая черепаха меньше индийского слона. Аксиома! А он плюнул на аксиому и нарисовал то, что хотел. И поимел успех. И, глядя на его успех, все другие древние индийцы тут же кинулись, как невменяемые, рисовать не обычный океан с обычными джунглями, как какие-то древнеиндийские Шишкины с их древнеиндийскими «Мишками в лесу» и слонами в джунглях, а сюрреалистичный океан, плавающую в нём сюрреалистичную черепаху, стоящих на ней сюрреалистичных слонов с покоящимися на их башках сюрреалистичными джунглями! Как тебе такой вариант, а?