Фиалковое зелье - Валерия Вербинина

– Васька наш тоже проспался, только что, через час тронемся в путь, – сообщил Балабуха. – Как голова, Степан?

– Да ничего, ваше благородие, – ответил кучер и, морщась, дотронулся до шишки на затылке.

– Ничего, с кем не бывает, – степенно заметил Балабуха. – На, держи. Вот тебе деньги на водку… на вино то есть. Да смотри, сразу все не пропивай!

– Постараемся, ваше благородие, – отвечал кучер, кланяясь.

– Ну, то-то же! – важно сказал Балабуха и махнул рукой, отпуская его.

* * *

Его превосходительству

военному министру Чернышёву.

От особого агента Сотникова.

Совершенно секретно.

Докладываю вашему превосходительству, что мы движемся к городу Вене. Путешествие протекает нормально, только экипаж все еще оставляет желать лучшего. Намедни заночевали в одном замке, где господа Г. и Б. затеяли потасовку с местными жителями, каковая окончилась, впрочем, вполне благополучно (для господ, а не для жителей). Прошу великодушно простить меня, более не могу писать, ибо чернила кончаются. Засим остаюсь вашего превосходительства покорный слуга и смиренно припадаю к стопам вашего превосходительства в чаянии, что вы не оставите меня своею милостью.

Душевно преданный вам агент Сотников.

Непотопляемая тетушка. – Ливень, вино и прочие радости. – Кое-что о тайной жизни привидений.

– Собственно говоря, теперь мне почти все ясно, – говорила Полина Степановна, рассеянно глядя на переменчивый пейзаж за окном. – С барышней мы разобрались, с париком тоже. Служанка – немая Мария, то есть ты. Все документы при мне. Но вот тетушка…

– Далась вам эта тетушка, Полина Степановна, – проворчала Маша, чихнула и застенчиво потерла нос. – Мало ли что могло с ней случиться! Умерла от старости, к примеру…

– Она еще не такая старая, – возразила Полина.

– Съела что-нибудь не то?

– Нет, не годится. У меня не так много теток, чтобы вот так сразу ее травить!

– Утонула, купаясь в море.

– Зачем ей купаться? Она уже не в том возрасте!

– Тогда осталась на Мадейре, – вдохновенно предложила Маша.

– А зачем?

– Затем, что у нее тоже чахотка, например. Или она вышла замуж за местного жителя.

– Ты, Машенька, не понимаешь, – вздохнула Полина Степановна. – Тетушка позарез нужна мне в Вене, потому что иначе ко мне приставят еще какую-нибудь родственницу, которая может все испортить. Молодая девушка не может жить одна, это неприлично.

– Может, я смогу изобразить тетушку? – предложила Маша. – Ведь когда меня не видят – ну, как горничную, – я же могу сыграть кого-нибудь еще?

– Машенька! – изумилась Полина Степановна.

– А тетушка тоже может быть немая, – оптимистично продолжала Маша. – Что такого – у нее был удар, к примеру, и она больше не говорит. Подберем мне паричок, нанесем морщины – и готово!

– Машенька, ты просто чудо, – объявила Полина Степановна, раскрасневшись. – Ты подала мне совершенно замечательную мысль, только вот тетушку будешь изображать не ты, а… кое-кто другой. Решено!

И, сразу же воспрянув духом, она стала мысленно перебирать детали предстоящего задания, чтобы определить, не забыла ли она ненароком чего-нибудь.

«Я есть, тетушка отныне тоже есть, горничная есть, Пахом живет отдельно, ухаживает за лошадьми, когда надо, я прибегаю к его услугам. Если вдруг понадобится помощь, или в случае провала обращаться к агенту Сотникову… Пароль… пароль…»

– Боже мой!

– Что такое, Полина Степановна? – всполошилась Маша.

– Кажется, я забыла… – начала Полина Степановна с несчастным видом. – Господи, да это же вздор какой-то! О каком вине он говорил? И граф Чернышёв еще был так горд, что придумал настолько оригинальный пароль…

– Вы о чем это, Полина Степановна?

– Маша! Умоляю тебя, прямо сейчас, вспоминай все вина, какие ты знаешь! Это очень важно…

– Шампанское?

– Нет!

– Белое вино?

– Нет! Другое!

– Тогда красное?

– Не белое, не красное, а конкретное! С названием!

– Да вы же знаете, сударыня, я совсем не пью… Водка?

– Господи, ну какая водка! Нет!

– Токайское? Сотерн?

– Нет! Сотерн – это отзыв! А вот то, что я должна сказать, не помню, ей-богу, не помню… Напрочь из головы вылетело… а записывать я не стала! И вообще, пароли не записывают, а запоминают! Ах, боже мой… Поммар? Шамбертен? Шабли? Нет, не шабли… Кюрасо? Вермут? Портвейн?

– Глинтвейн? – встрепенулась Маша.

– Нет, не глинтвейн! Другое!

И Полина Степановна принялась перебирать названия вин. Она петляла по Европе, по всем странам, где выращивали виноград и производили из него мало-мальски пристойные напитки. Она оживила в памяти Германию с ее рейнвейном и мозельским, Португалию с портвейном и мадерой, Испанию с хересом, Италию с кьянти, завернула даже в Англию, потому что там имелись бренди и джин, но едва она угодила во Францию, голова у нее пошла кругом. Бордо, сент-эмильон, коньяк, шартрез, абсент… а шатонёф дю пап? А марго? А медок, а божоле, а о-медок, а мерсо, а кот-дю-рон, кот-де-бур, анжуйское, бургундское, бенедиктин… и десятки, сотни других?

К чести ее следует сказать, что Полина Степановна боролась, что она стояла до конца, но вскоре стало ясно, что она потерпела сокрушительное поражение. Пароль, придуманный хитроумным графом Чернышёвым, затерялся, скрылся, исчез среди стройных рядов бутылок, фляжек и емкостей, плоских и пузатых, стройных и приземистых, больших и маленьких, дешевых и дорогих.

– Я сойду с ума! – простонала Полина, отчаявшись. – И ведь главное – я никогда, никогда еще не забывала паролей! А тут…

Она махнула рукой, не договорив, и тут до ушей наших путешественниц долетело оглушительное «крраах-тах-ррах!» грома.

– Кажется, дождь начинается, – сказала Маша робко, поглядев за окно.

На самом деле дождь шел уже некоторое время, просто Полина и Маша, увлеченно обсуждавшие спиртные напитки, его не заметили.

– И стемнело, – заметила Полина Степановна. – Между прочим, мы уже должны были добраться до города… Пахом Евсеевич, а Пахом Евсеевич! Куда ты нас завез?

– Это дорога, сударыня! – обиделся кучер. – Куда она ведет, туда я и еду! Я же не могу по воздуху лететь…

– Город где? – крикнула Полина Степановна. – Куда ты его дел, Сусанин?

– Откуда мне знать? Города нет, только вон какой-то замок виднеется. А ругаться нехорошо, сударыня, ей-богу, нехорошо!