Год Ветра - Татьяна Анина

— Всё! — выкрикнула я.

Он остановился, но не вышел. Тяжело дышал, гладил ладонью мою грудь. А на мне каждая точка, как оголённый нерв. Я всхлипывала от бушующих эмоций.

Мы уже успели вспотеть, слипались телами.

Ветер вместе со мной рухнул на спину, с лёгкостью усадив сверху.

Я ахнула, упёрлась руками в его волосатые ноги и уставилась в наш длинный коридор, по которому опять ездил робот-пылесос.

Поза наездницы.

Я скачу верхом, стремясь к тёмному тоннелю. Впереди ночная прерия и Гранд-Каньон. Меня подкидывает, трясёт, достаточно жёстко и ощутимо, но я крепко держусь бёдрами. Вверх-вниз,

Подо мной фыркает уставший конь. Боюсь с него упасть, ещё сильнее напрягаю мышцы.

От пелены слёз всё скрылось от меня. Невероятное, неизвестное мне ранее напряжение внутри оказалось очень приятным. Оно доставляло мне настоящее блаженство. Я обильно потекла, из меня выливалась влага. Стараясь продлить это сумасшедшее удовольствие, начала прыгать быстрее… Быстрее! Ещё быстрее!

А потом пик! Денали — самый высокий пик в Северной Америке. Это он. Я добираюсь до него и сейчас падаю вниз, ощутив состояние полёта и, невесомости…

…. неописуемого исступления, зажимающего всё между ног. Оргазм был таким сильным, удовольствие такое яркое…

Я кричала!

А они будут говорить, что первое время девушкам сложно кончить. Врут!

Я уже не скакала, а сидела на своём парне, и он сидел, обнимая сзади. Уткнулся носом в мои волосы.

Это всё он виноват в таких оргазмах. Просто он очень опытно меня доводит до неистового желания.

— Ты у меня особенная, — шепнул он.

— Только не в сексе, — устало ответила я. Запыхалась.

Он похлопал меня по попе и снял со своего члена.

Я, чуть не падая, встала с крови и, стараясь не качаться, поплелась в ванную комнату.

— Дана! — рявкнул Илья. — Ты опять обиделась?

Хорошо он меня знал.

— Да! Вообще-то ты был конём в этой позе! И я должна была тебя хлопать.

Под его ржание я ушла купаться.

*****

Холл в этом офисе очень большой. Пятый этаж, вид на высокие здания. Четыре дивана, столики журнальные, на них листовки с полезной информацией. Не клиника, здесь принимали и консультировали врачи. Всё очень цивильно, прилично, идеальная чистота, светлые стены, пол и потолок, никаких лишних запахов и звуков.

Мы разделись у входа, верхнюю одежду оставили на вертикальной вешалке, заняли место на тёмно-коричневом кожаном диване. Напротив стоял такой, он пустовал, хотя в холле были ещё люди. Состоятельные, эти консультации платные.

Сегодня знаменательный день. Сегодня мне поставят отметку в карту, что я здорова!

Илья очень сильно старался, чтобы это произошло. Мне немного жаль, он не хотел меня такой, какая я есть. Но я смогу получить права! Меня перестанут дразнить… Последнее было совершенной глупостью, потому что учиться я собиралась заочно. И друзей у меня немного.

Ветер собрал все документы. В клинике, где я лежала после ожогового центра во мне разобрались, от переживаний вылечили и отправили в свободное плавание.

И странно, что я немного тосковала. Ведь вся моя жизнь проходила под знаком особенного ребёнка.

В холл вошёл ещё один клиент с двумя охранниками. Охранники остались близко ко входу, а тучный молодой парень в чёрном классическом костюме сразу приметил меня, и я, улыбнулась, помахала ему рукой. На нём серая рубаха, бордовый галстук. Русые волосы до плеч. На лицо смешной, похож на хомяка с маленьким вздёрнутым носиком. Вообще-то у Даунов есть особые признаки недоразвитости, но Боря Герц высокоинтеллектуальный человек.

— Ты же сказала, что не общалась с парнями, — с большим подозрением шептал Илья, глядя как именно к нам навстречу двигался Герц.

Я перестала махать рукой и притихла, глядя на недовольного Ветра.

— Это не парень, — несмело усмехнулась я. — Это Боря. Он аутист, и как сексуальный партнёр не рассматривался никогда. К тому же мы с восьми лет переписываемся, и это четвёртый раз, когда я его вживую вижу.

Илью это не успокоило. Он поправил джинсы и откинулся на спинку дивана.

Боря оставил своих охранников позади и сел напротив нас. Неулыбчивый странный Боря. Он внимательно рассмотрел вначале Илью, потом меня.

— Доброе утро, — поздоровался он, хмуря светлые брови.

— Доброе утро, — отозвался Ветер.

— Привет, Борь, — натянуто улыбнулась. — Это мой будущий муж, Илья Ветров.

— Поёт?

— Да, — за меня ответил Илья.

— Голос сильный, — кивнул Боря. — А зачем жениться? Вроде такая традиция отходит.

Я могла с Борей общаться спокойно. Вообще с особенными людьми я на одной волне. Даже совершенно незнакомый человек, тем более, если скажет какой у него диагноз, будет мне совершенно понятен.

Илью же подготавливали к общению только со мной. У него сразу началось отторжение Бори Герца.

— Потому что мы любим друг друга, — Ветер начинал меня пугать. Осмотрел охрану, оценил взглядом ботинки оппонента, золотые часы, которые показывались из-под манжеты рубашки.

Не поняла, почему он так взъелся. Взяла его за руку и пальцем надавила ему на ладонь, подавая сигналы, чтобы притормозил.

— Нет любви, — заявил Боря.

Что он ещё мог сказать?

Герц вначале сел расслабленно, закинув одну ногу на колено другой, руку растянул по спинке дивана. Это поза его отца в непринужденной обстановке. Но долго держать её Боря не смог, и сел, как ему было лучше: прямо, строго, руки на коленях широко расставленных ног.

— Ты болеешь? — хмыкнул Ветер. — Тоже Аспи? Тогда ты не испытываешь никаких эмоций и не знаешь, что такое любовь.

— Это как?! — разозлилась я, уставилась на Илью, и хотела руку забрать, но он испугался моей реакции, не то, чтобы не отдал, ещё и под мышкой зажал.

Кажется, Ветров перечитал всяких глупостей про людей с моим синдромом. И почему так агрессивно повёл себя?!

Неужели к Боре приревновал?

Глупый.

— Что значит «аспи»? — возмутился Боря, продолжая сидеть строго. Он мог выйти из себя, у него вспышки агрессии. И охрана папой приставлена скорее не для того, чтобы его защищать, а нас. — У меня РАС! Расстройство аутистического спектра. А Ганс Аспергер был нацистом. У меня такой же аутизм, как и у нейротипиков. И не надо тут говорить, что я человек дождя или дитё индиго. Это бред! А ты, Илья Ветров, судя по всему придурок, раз считаешь, что человек может не испытывать эмоции.

— Тогда знай, что любовь есть, нейротипик, — Илья вдруг взял себя в руки, успокоился. Он понял, что общается с непростым человеком.