Скорая 2025 - Константин Мазуренко

сказал, что любит тебя, – это нормально? – стараясь не выдавать эмоций, клокочущих внутри, почти спокойно спросил Викентий.

– Я обсуждаю это с человеком, который рекомендовал мне выйти замуж за начальника! Странные какие-то у нас с тобой отношения – не находишь?

Викентий промолчал.

За ужином в уютном гостиничном ресторанчике Глафира взяла себя в руки и решила, наконец, разобраться со своими чувствами и поставить хоть какой-то знак препинания в этом вопросе!

Она вспомнила, как увидела в пабе первый раз настоящего Викентия и как запретила себе влюбляться в вошедшего красавчика, потому что надо было работать!

«Может, и правда этот запрет сработал и действует до сих пор? – спросила сама себя Глафира. – Красивый, можно сказать очень очаровательный, мужественный, умный! Глаш, что еще тебе нужно? Хорошо! Давай так! Разрешаю уже влюбиться тебе в этого Викентия, раз уж ты так настаиваешь! Работа будет делаться и в этом варианте: спокойно и в штатном режиме».

Пока Викентий делал заказ, Глафира украдкой, но внимательно разглядывала мужчину напротив.

«Ну? – спросила она сама себя через пару минут. – Влюбилась? Получилось? Нет? Ну и забей тогда. Нет вариантов, значит! Молчит сердце!»

И Глафира расслабилась.

– Расскажи про Испанию, – попросила вслух Глафира. – Что ты здесь делал? С кем был? Что происходило?

Викентий удивился такому интересу к своей персоне, которого давно не было заметно в напарнице, и, улыбнувшись своей обычной – обворожительной улыбкой, начал говорить.

Через несколько минут Глафира забыла, кто она и где, полностью погрузившись в захватывающие истории, которыми одной за другой сыпал человек напротив! А к концу ужина вдруг вспомнила их первый вечер в пабе, когда она подумала, что этого человека ей подарила судьба, так он ее очаровал тогда!

Поднимаясь в номер, Глафира решилась поинтересоваться:

– А почему, стесняюсь спросить, у нас с тобой один номер с одной громадной кроватью?

–Ты же сама вчера просила отвезти тебя в Испанию и влюбить себя в меня! Это часть этого, твоего, плана, – улыбнулся Викентий.

– Да? Я как-то не заметила такого плана у себя в голове! – улыбнулась в ответ Глафира и добавила: – Прям вот так сразу? На трезвую?

– Любовь – она всегда на трезвую! – открывая дверь в номер, серьезно заметил Вик. – Похмелье – чудовищный враг любой любви! Да и шансов напиться у нас с тобой совсем мало, а пока не вытащим этого дона Гарсиа – так и вообще нет! Так что, любимая, в омут только с трезвой головой! – пропуская вперед напарницу, по-прежнему чарующе улыбался Викентий.

– Может, лучше в обморок сразу? – попыталась включить заднюю Глафира.

– Давай я просто тебя донесу, без обморока! Хорошо?

Глафира, улыбнувшись, кивнула…

Ранним, солнечным, сияющим утром хотелось понять: случилось ли чудо – влюбилась ли она, наконец? Или ночь любви не претворилась в любовь, а осталась простым сексом… Она взглянула на спящего рядом Викентия в надежде разобраться в своих чувствах, но стук в дверь остановил любые измышления.

«Кто в такую рань-то?» – мелькнула недовольная мысль в голове Глафиры.

На пороге стоял гостиничный посыльный.

– Вам просили передать, – сказал он на забавном английском и протянул конверт с изображенным замком вместо марки и большой гербовой печатью.

– От кого это? – удивилась вслух Глафира.

– На конверте изображен дом Дона Диего Гарсиа, – подсказал посыльный. – Это всё, что я могу сказать.

– Ты его знаешь? – уточнила гостья.

– У нас в городе его все знают. Очень уважаемый человек. И не простой! – шепотом добавил посыльный. – Я первый раз за всю службу вижу, чтобы из того дома писали к туристам.

– Спасибо! – так же заговорщицки прошептала в ответ Глафира.

Вернувшись в спальню, Глафира обнаружила Викентия, улыбающегося ей самой пленительной улыбкой, которую она когда-либо видела в своей жизни!

Глафира, смутившись, опустила глазки в пол и нырнула под одеяло со скоростью мышки, очутившись на плече, как показалось, очень теперь родного человека.

Викентий крепко сжал ее на мгновение в своих объятьях, а отпустив, спросил:

– Будем читать письмо?

– Неа! – хитро улыбнулась Глафира и, взглянув на Викентия, серьезно спросила: – Скажи, ты по-прежнему сегодня любишь меня?

– А ты думаешь после такого тебя можно вдруг почему-то разлюбить?

– Не знаю! Всякое бывает… Дружеский перепих, и расстались напарниками.

– Нет, дорогая, я теперь тебя никуда не отпущу и никому не отдам!

– Договорились! – радостно и снова чуть смущенно улыбнулась Глафира. – Теперь читаем!

– Стоп. Твое «договорились» означает то, что я думаю? – решил уточнить Викентий.

– А что ты думаешь?

– Ты согласна быть со мной и жить со мной!

– Аккуратно сформулировал! Мне понравилось! – оценила тактичность Викентия Глафира, пока еще опасающаяся глобальных формулировок. – Да, я согласна. Читаем?

– Читай! – разрешил Викентий.

– Дорогая Глафира. Мне, как бывшему работнику Скорой, как вы понимаете, не составило труда узнать, кто вы, откуда и по какому поводу! Честно говоря, не ожидал вас здесь увидеть и не очень хочу. Но раз вы, ради меня, проделали такой путь в вашем состоянии, не хочу в последний час, так сказать, быть невежливым и отказаться от встречи. Жду вас к завтраку. Адрес вы знаете. Машина ждет около гостиницы. Человека, который приехал с вами, можете взять с собой, чтобы было не так страшно ехать в дом незнакомого старикана.

С уважением, дон Диего Гарсиа.

Это все. На идеальном английском, – показывая письмо, прокомментировала Глафира.

– Одеваемся и погнали? – спросил Викентий.

– Думаю, это будет нелегкой задачей, – грустно заметила Глафира.

– Стой, ты почему нос повесила? – остановился Вик.

– Не хочу я к нему! – тяжело вздохнула Глафира. – Как будто на эшафот приглашает! Хочется бросить все и сбежать! Почему я не поговорила с Фернандо? Он бы мне хоть что-то посоветовал…

– А может, только навредил бы, рассказав об отце то, что тебе лучше и не знать!

– Да, ты прав! Но не хочу! Прям всем нутром не хочу! Страшно! Боюсь!

– Чего? Что не справишься? Опять отказ будет? Ну, будет и будет! Будет не ноль восемь, а ноль девять! Велика беда! Или будет стыдно перед сыночком его, что не спасла отца? Так если они в контрах, то, может, сыну и все равно?

– Нет! Боюсь, что утащит он меня с собой