Королева в ракушке. Книга вторая. Восход и закат. Часть первая - Ципора Кохави-Рейни

Марселя, которая была невестой молодого офицера Наполеона. На картине она так и дышит живостью и счастьем. На другой картине глубокая печаль застыла в ее глазах. Наполеон отменил венчание с Дезире и венчался с Жозефиной, вдовой графа Богарне, матерью двух детей. Дезире решила покончить собой.

Израиль перевернул страницу, и вот она, Дезире, вся светится. Замужем, с ребенком. Муж ее, маршал армии Наполеона Жан Батист Бернадотт спас ее, когда она тонула, бросившись в реку. Она последовала за ним в Швецию, куда он был направлен командовать армией. Жан-Батист разбогател, был вхож в королевский дворец. На следующей картине Дезире выглядела печальной и разбитой. Швеция оказалась чуждой ей страной. Язык был ей чужд, люди несимпатичны. Муж отпустил ее во Францию при условии, что сын их останется у него и будет расти в Швеции. В 1818 Жан Батист Бернадотт стал королем Швеции Карлом Четырнадцатым. Дезире, будучи королевой, так и не привыкла к королевскому дворцу, надолго удаляясь от семьи в Париж.

“Дезире дает понять, что это такое – шведский народ”, – Израиль достал книгу по истории, нашел описание нордических народов, рассказ об их вторжении в Европу и мифологическом наследстве, пропитанном большой кровью, которое они оставили европейцам. Это было ей знакомо по детству и учебе в школе, где она заучивала нордические мифы.

Углубление знания деталей в области человеческой природы – отличный способ, по мнению Израиля, ознакомить ее с секретами великой литературы.

Израиль продолжает представлять ей портреты, чтобы она определяла по ним человеческие типы. Вот перед ней человек, скрестил пальцы, плотно приложив ладонь к ладони. Получилась решетка тюремной камеры. “Это человек ищет точку опоры в себе самом. Он обязан за что-то ухватиться, ибо вожделение изводит его. Скрестив пальцы рук наподобие решетки тюремной камеры, он убегает от реальности”.

В душе Израиль лелеет веру, что в будущем Наоми вырастет в большую писательницу. Как духовный ее учитель, он проникает в самые тонкие изгибы ее личности, вдохновляющие и его дух.

Израиль,

я благословляю утренний ветерок, радуясь предстоящему твоему приезду. Быть может, ты приедешь после полудня? Я бы очень хотела показать тебе дочь Мими. В любом случае я свободна и жду тебя.

Твоя Наоми

Здравствуй, Наоми,

Я очень хотел выполнить свое обещание и посетить тебя на неделе, но снова вынужден был болтаться между Гиват Хавива и Бейт Альфа. Работа просто валит меня с ног. На прошлой неделе просидел в комиссии по выработке учебных планов Движения. Ездил туда и обратно на длительные, до полуночи, заседания. Ужасно устал. Кроме того, на меня возложили работу по подготовке к юбилею кибуца. Жара изводит и не дает покоя невозможность встретиться с тобой. Как твое здоровье. Как твоя компания “малолетних преступников”.

Продолжаешь ли ты свою “педагогическую поэму”? Если не трудно, черкни мне пару слов,

Всех благ,

Израиль,

19.10.52

Бейт Альфа

Израиль приезжает к ней с учебными пособиями и книгами, но, главное, с добрым взглядом и мягким прикосновением рук.

Сумрачный день светлеет с его появлением. Именно это чувство сопровождало ее все дни, когда она представляла кибуц Зореа на общей конференции докладом об особых проблемах выходцев из Германии. Ее бросало в жар в зале, битком набитом представителями разных кибуцев. Еще бы.

Израиль сидел в президиуме с лидерами. Увидел ее в зале, помахал рукой, спустился в первый ряд, сделал ей знак, и она уселась с ним рядом. В руках он держал свернутое одеяло, которым накрыл ее колени. “Шейндалэ позаботилась об одеяле”. Приятная теплота разлилась по ее телу, и это в помещении, где царил собачий холод. Шейндалэ, секретарша Меира Яари, была душевно связана с Израилем, зная его отношения с Наоми. А она в эти мгновения чувствовал в своей руке его руку, прикрытую одеялом. Она молила об одном: чтобы прикосновение длилось как можно дольше, чтобы так он держал ее руку всю жизнь. Скамья была жесткой. Она не могла унять дрожь. Она не обманывала себя: никогда не добьется этого человека, который рожден быть одиноким.

Тем временем Милек завершил в духе психоанализа доклад о воспитании и образовании детей, и Израиль, оставив ее руку, пошел на сцену, в президиум. Тяжкая пустота навалилась на нее и лишила сосредоточенности. С трибуны Израиль подверг острой критике выступление Милека, она же вся была сосредоточена на своей руке, ставшей холодной.

“Ну, я прав? Ты согласна со мной?” – Израиль вернулся и сел рядом, не обращая внимания на оглушительные аплодисменты зала.

“Потом, потом”, – она в полном смятении. Как ему объяснить, что все ее мысли во время его выступления были сосредоточены на ее любви, а не на его контраргументах Милеку.

Конференция завершилась, все разошлись. Только они вдвоем продолжали сидеть, разговаривать. Вспоминали о товарищах из движения “Ашомер”, с которыми довелось встретиться в Варшаве или Берлине. Она вспомнила свой первый поцелуй с Дуни на скамейке в берлинском парке, и неприятную встречу с ним в Эйн Хароде. Отчужденностью веяло от всей его фигуры.

“Это его проигрыш”, – смеялся Израиль, слыша в ее тоне детскую обиду.

Неожиданно он посерьезнел. Его потянуло к молодой женщине. Этого не должно быть: чувства отдельно и дело отдельно.

Прочитал ее новый рассказ, написанный в полной противоположности всем его наставлениям, ужасно рассердился, в гневе швырнул толстую тетрадь, стукнул ладонью по столу.

“Ты не принадлежишь этому. Не пиши, как все, о штурмовых отрядах, о Пальмахе. Ты талантлива. Я ожидаю от тебя гораздо большего”.

Она вся сжалась. Израиль – взыскательный литературный критик, и вот, потерял самообладание, разговаривает с ней, как учитель с нерадивой ученицей.

“Возвращайся домой, Наоми!”

Вернуться домой?! Годами она приучает себя забыть горечь прошлого. Она не хочет вспоминать, что родилась с наростом на голове, росла чересчур умной девочкой. С детства мечтала создать свой мир, не похожий на тот, который встретила, выйдя на этот свет. Всегда тянулась к миру, который освободит ее от страданий сиротства и горечи детства.

Вернуться домой? Рахель Янаит, которая олицетворяла для нее страну Израиля, с корнем вырвала из ее души мысль, что Германия была когда-то ее домом. Рахель, жена президента страны, для нее – образец для подражания. Если она открывала для себя какую-то идею, боролась за нее до конца.

Вернуться домой?

Что имел в виду Израиль?

Израиль,

напиши пару слов о твоем здоровье и делах. О каком письме Мартина Бубера ты пишешь? У меня со здоровьем все в порядке. Много пишу, кажется, не очень успешно.

До скорой встречи,

Твоя Наоми