Главная тайна горлана-главаря. Взошедший сам - Эдуард Филатьев

О необходимости поездки видного большевика за рубеж мы поговорим чуть позднее. А пока – решение, которое приняли члены политбюро:

«28. Отклонить».

Через два месяца, 29 марта, на заседании политбюро, где присутствовали Зиновьев, Сталин, Каменев, Томский, Троцкий и Рыков, среди прочих других рассматривался вопрос о жене председателя Президиума Верховного Совета СССР, возжелавшей съездить за океан:

«7. О поездке в Америку т. Калининой».

Скупые строки протокольной записи не дают возможности представить, каким было обсуждение этого вопроса. До нас дошла лишь единственная фраза окончательного вердикта вождей:

«7. Признать неудобной поездку т. Калининой в Америку, ввиду официального места, занимаемого т. М. И. Калининым».

Вопрос о поездке за рубеж Маяковского и Бриков на заседании политбюро не обсуждался. И этот факт ни у кого из биографов удивления не вызвал – видимо, из-за слишком незначительного статуса лиц, захотевших прокатиться за кордон. И всё-таки очень странно, почему нигде не сообщается о том, кто на этот раз отправлял за рубеж нашу троицу, какие организации хлопотали о визах для них, кто оплачивал командировочные расходы и так далее.

А ведь расходы эти были немалые.

В книге Василия Васильевича Катаняна «Лиля Брик. Жизнь» про полёт из Москвы в Кёнигсберг простодушно сказано:

«Это был один из первых полётов «Люфтганзы», и Лиля захотела узнать, каково летать».

Ничего себе – «захотела узнать»!

Откуда у нигде официально не работавших Маяковского, Лили Брик и у рядового гепеушника Осипа Брика взялись поистине бешеные деньги для приобретения супердорогих авиабилетов? Ведь даже послы Советского Союза добирались до стран пребывания поездами и пароходами! Даже в начале 70-х годов прошлого столетия услуги Аэрофлота считались (для рядовых советских граждан) непозволительной роскошью. И от каждого, кто отправлялся в командировку, требовались убедительные обоснования необходимости лететь самолётом, а не ехать поездом (не за рубеж, а в какой-либо пункт Советского Союза). И начальство решало, разрешить такой полёт или не разрешить.

А Брики и Маяковский летели за рубеж вовсе не по служебным делам, а на отдых (так, во всяком случае, считается официально). К тому же одного самолёта им не хватило, пришлось фрахтовать две машины. В предисловии к сборнику «Вещи этого года» Маяковский писал:

«Аэроплан, летевший за нами с нашими вещами, был снижен мелкой неисправностью над каким-то городом. Чемоданы были вскрыты, и мои рукописи взяты какими-то крупными жандармами какого-то мелкого народа».

Маршрут тех перелётов известен: посадки самолёты делали в Смоленске (или в Великих Луках) и в литовском Ковно (Каунас). Таким образом, поэт походя подковырнул эту страну, назвав её жителей «мелким народом». Зачем?

В книге Александра Михайлова сказано, что нашей троице предстоял…

«…трёхнедельный отдых во Фленцбурге, а после пребывания в Берлине – ещё отдых, целый август в Нордернее».

Подобную роскошную поездку могли себе позволить лишь императорские особы, магнаты-миллионеры или сотрудники каких-то невероятно могучих спецслужб. К последней когорте как раз и принадлежали наши спешившие на отдых путешественники.

Странно, что никто из биографов Маяковского не придал этому полёту из Москвы в Кёнигсберг особого внимания. Словно речь шла о посещении подмосковной дачи.

Впрочем, Бенгт Янгфельдт сообщил читателям:

«Луначарский обратился в советский МИД с просьбой выдать Маяковскому служебный паспорт. Такие же документы были, вероятно, выданы и Лили с Осипом».

Так ли это? Нужно ли было Осипу Брику содействие Луначарского, когда за спиной Осипа Максимовича находилось несравненно более могущественное ведомство – ОГПУ? Разве что для прикрытия?

Да и какие, собственно, «документы» имеет в виду Янгфельдт? Дипломатические паспорта? Ответа Бенгт Янгфельдт, к сожалению, не даёт.

В том же стихотворении «Москва-Кёнигсберг» Маяковский сам поставил вопрос:

«Однако какими были истинные цели его поездки? Более семи из десяти недель, проведённых в Германии, он находился на курортах и пляжах. Всего один раз выступал с чтением стихов (в Берлине) и написал только два стихотворения – «Нордерней» и «Москва-Кёнигсберг», которые к тому же не имели никакой пропагандистской ценности на Западе, поскольку печатались только по-русски».

И Янгфельдт с недоумением вопрошал:

«Действительно ли Маяковский поехал в Берлин для пропаганды советской литературы? Или поездки за границу уже стали для него необходимостью, своего рода передышкой?»

Передышкой от чего? Какие такие неимоверные труды требовали непременного нахождения поэта «на курортах и пляжах»? Притом не отечественных, а зарубежных!

Чтобы получить ответы на эти вопросы, вернёмся в самое начало этого увлекательного вояжа.

Аркадий Ваксберг:

«3 июля 1923 года они отбыли из Москвы, воспользовавшись редчайшим тогда видом транспорта: рейсовый самолёт компании «Дерулюфт» доставил их с Ходынского поля в Москве прямиком в Кёнигсберг, откуда они проследовали в Берлин и, не задерживаясь, отбыли на курорт Бад-Флинсберг, вблизи Гёттингена. В безмятежную и размеренную курортную жизнь на водах приятное разнообразие внёс приезд из Праги Романа Якобсона, который зримо убедился в том, что никакой надобности бежать от большевиков по фиктивному брачному свидетельству у Лили действительно не было».

Рассмотрим фотографию, сделанную в июле 1923 года на немецком курорте Бад-Флинсберг. На снимке – Лили Брик (в длинной юбке и в какой-то мешковатого вида кофте) внимательно смотрит в объектив. Рядом с ней – заложивший руки за спину и коротко стриженый Осип Брик, как-то отстранённо смотрит сквозь стёкла очков на фотографа. Возле Осипа – элегантно одетый Роман Якобсон с копной шевелюры, тоже смотрящий сквозь очки на фотографа. Справа от этой троицы (к фотографу в профиль) в кепке и в плаще стоит Маяковский, зажав в левой руке папиросу со спичечным коробком, и в глубоком раздумье смотрит на своих друзей.

Этот оценивающий взгляд делает его похожим на командира разведывательно-диверсионной группы, заброшенной на территорию врага и фотографирующейся перед отправкой на очередную операцию. Диверсанты ещё не знают, какое задание даст им их командир. А командир внимательно осматривает уходящих на сверхопасное дело товарищей, пытаясь угадать, кто из них вернётся, а кому суждено пасть за дело всемирной социалистической революции.