Брат, которому семь - Владислав Крапивин

Алька взглянул на ребят. Они смотрели вслед Юрчику, а потом Женька отвернулась и неуверенно сказала:

– Так и надо ему…

– Аида домой, – хмуро предложил Валерка.

И они пошли. Поодиночке, будто жили в разных домах.

Алька шёл всё тише и тише. Он остался во дворе один. Почему-то всё думалось о Юрчике. Алька знал, что Юрчик жаловаться не будет. Он вообще никогда не жалуется. Но это Альку не радовало.

Он остановился, потоптался на месте, а потом ноги сами повернули назад, к забору. Всё скорей и скорей.

Алька с разбегу проскочил колючие заросли, подтянулся на досках и через две секунды был в соседнем дворе.

Юрчик сидел на крыльце; его майка белела в сумерках, как маленький парус.

Алька нерешительно подошёл сбоку.

Юрчик нагнулся низко-низко. Голову опустил ниже колен. Может быть, он плакал?

– Ты чего… сидишь? – пробормотал Алька.

– Сандалия порвалась. Ремешок… – вздохнул Юрчик. – Бабушка утром пришила, а он опять… Никак не приделаю.

Он не плакал. И он не удивился, что рядом появился Алька.

Всё-таки хорошо, что иногда отрываются ремешки.

– Давай, – деловито сказал Алька.

Он сел рядом и сдёрнул с ноги Юрчика сандалию. Потом нащупал в кармане моток медной проволоки. Эта проволока давно мешала ему, царапала ногу, и он собирался её выбросить. Хорошо, что не выбросил. В другом кармане Алька отыскал гвоздь – вместо шила.

– Сейчас… Всё будет, как надо.

Уже совсем стемнело, и Альке пришлось работать на ощупь. Но всё равно он ловко действовал проволокой и гвоздём. Дело было привычное: ведь и у него часто отрывались ремешки.

Юрчик сидел, привалившись к Алькиному плечу. Он шевельнулся и вздохнул так, что у Альки на виске торчком встали волосы. И тихонько сказал:

– Я ведь не знал, что оно не настоящее… Чудовище…

– Конечно, не знал, – ответил Алька сквозь зубы, потому что перекусывал проволоку. – А если бы настоящее, мы бы ему… дали…

– Ага, – прошептал Юрчик. Он доверчиво сопел и тепло дышал Альке в щёку. Наверно, так же дышал Белый Оленёнок, когда засыпал под боком у большого доброго медведя.

Алька наконец откусил и выплюнул проволочную нитку.

– Всё, – солидно сказал он. -. Закончен ремонт. Ну-ка, давай твою лапу…

Алька вернулся домой поздно, потому что они с Валеркой до самого вечера шили из старого сапога футбольный мяч. Алька вошёл в комнату и услышал, как папа говорит:

– По-моему, он приедет утром, в девять часов. Есть такой поезд.

– Не мог уж телеграмму потолковей дать,– возмущённо дёрнула плечом Марина.

– Кто приезжает?-поинтересовался Алька.

– Не суйся, когда старшие говорят, – отрезала Марина.

Алька сделал вид, будто Марины вообще нет на свете.

– Мама, кто приезжает? – снова спросил он.

– Сын дяди Юры, – ответила мама. – Твой двоюродный брат Игорь.

– Брат?

Алька знал, что у него есть разные там дяди и тётки, двоюродные братья и сестры. Но все они жили где-то далеко, и, по правде сказать, Альке было всё равно, есть они или нет. Но теперь Алька заволновался:

– Брат? А двоюродный– это всё равно настоящий?

– Ещё бы! – сказал папа.

– А он большой, этот Игорь?

Папа сказал:

– До потолка.

А мама махнула рукой:

– А-а… Он ещё мальчишка совсем…

Мальчишки не бывают до потолка. Значит, папа Альку разыгрывал. Он это любил.

А у Альки появилось сразу десять вопросов. Зачем едет Игорь? Откуда? Надолго ли? И самое главное: сколько ему лет? Конечно, он старше Альки. И это очень хорошо…

Если у вас нет старшего брата, вы знаете, как это плохо. Надо, например, смастерить из старой тачки автомобиль, а помочь никто не может. А когда Витька Капустин, длинный такой и вредный, обещает закинуть тебя на крышу, как быть? Разве что пустишь в него куском кирпича и сразу мчишься домой. А если бы старший брат был, домой мчался бы сам Витька.

Всю свою жизнь Алька мечтал о старшем брате, потому что от Марины толку всё равно никакого нет. Только придирается всё время.

Впрочем, сегодня Алька решил с Мариной не ссориться. Он хотел у неё кое-что спросить. Но когда вопросов много, их трудно задавать по порядку. И вместо того чтобы узнать, сколько лет Игорю, Алька спросил:

– Маринка, ты меня возьмёшь завтра Игоря встречать?

– Посмотрим,-сказала Марина. «Не возьмёт», – понял Алька. Она всегда говорила «посмотрим», когда хотела отвязаться.

– Ну, Марина… – Алька потянул её за рукав.

– Я сказала: посмотрим завтра, – повторила Марина. – Отстань!

– Заноза длинная, – отойдя подальше, сказал Алька. – Всем расскажу, что ты в Котьку Василевского влюбилась…

За это Альку прогнали спать. Уже из другой комнаты он услышал, как папа доказывал:

– Может быть, он ещё раньше приедет. Ночным поездом. Очень может быть.

И Алька задумался. Разве мальчишки ездят в поездах ночью?

Алька часто думал о ночных поездах. Поздно вечером, лёжа в кровати, он слушал их голоса. Синие сумерки заливали окна. Вспыхивала в них цепочка далёких заводских огней, а тень от тумбочки с цветком делалась похожей на медвежонка с воздушным шаром.

И тогда наступала тишина. Она была спокойная и прозрачная, как синяя вода в весенних, оставшихся от снега озерках. Сквозь эту тишину слышался стук часов.

И вдруг, как чуть заметная волна, возникал где-то гул далёкого-далёкого поезда. Он постепенно нарастал, и Алька знал уже, что вот-вот раздастся негромкий голос тепловоза. Будто поезд зовёт друзей, заскучав на длинном пути.

Гул колёс нарастал а потом таял вдали.

Некоторое время слышалась только перекличка маневровых паровозов на станции. Затем снова звучали вдали голоса стремительных составов.

Жизнь ночных поездов казалась Альке таинственной и беспокойной. Это была взрослая жизнь.

Алька помнил, как давно-давно он с папой возвращался домой из леса. Папа нёс маленького Альку на плечах. Уже совсем стемнело. Они сели отдохнуть на склоне высокой насыпи. Небо было тёмно-синим, а деревья тёмно-серыми. Пахло тёплой землёй и травами. Стояла тишина. Вдруг чуть-чуть вздрогнула насыпь, и Алька услышал нарастающий шум. Этот шум надвигался со страшной быстротой. Алька вскрикнул и вскочил. Папа едва успел схватить его.

– Глупыш! Это же поезд идёт.

Поезд пронёсся над ними, по гребню насыпи. Промелькнули слепящие фары паровоза, быстро пролетели тёмные силуэты вагонов с жёлтой цепочкой окон. И почти сразу шум утих, и перестала дрожать земля. И тогда Алька прошептал: