Сорные травы - Дмитрий Дзыговбродский

– Куда ускорить? – поинтересовался Вадим. – Мы же не Шивы многорукие…

– Это понятно, просто примите к сведению. Толпа еще не агрессивна, но настоятельно рекомендую поодиночке из здания не выходить.

И это всего лишь на третий день? Народ на пределе, очевидно, иначе не творили бы такие глупости. Какой пикет может заставить корову доиться, а экспертов – работать быстрее человеческих возможностей?

– Вторая новость. Кузнецов пойман за руку при попытке вымогательства.

Кузнецов – наш новый санитар. Относительно новый, два месяца как оформился.

– С сегодняшнего дня он у нас не работает. У нас есть прейскурант на дополнительные услуги. Требовать денег за то, что входит в прямые обязанности, недопустимо.

Если шеф начинает говорить как прожженный чинуша – дело серьезное.

– Афанасич, погорячился ты. – Когда Михалыч появился из подсобки, никто не заметил. – Ну облажался парень, многие бы на его месте не соблазнились? Уволишь, когда работу разгребем. Сейчас ты, что ли, гробы таскать будешь?

– Если надо – буду. Кузнецов у нас больше не работает, а на санитарское место очередь на пять поколений вперед. – Шеф сбавил тон. – Михалыч, не тебе объяснять, что всем нам придется когда-нибудь забирать из морга близких. И никому не понравится, если такой вот говнюк… Всему есть предел.

Не иначе, как за то, чтобы обмыть и уложить в гроб, деньги потребовал. На самом деле все не так просто: в законе написано «одетым, обмытым и в гробу», но не указано «бесплатно». А дальше все зависит от воли руководства бюро. Где-то отдельная такса, где-то – должностные обязанности. Наш шеф считает, что незачем зарываться, всех денег не заработаешь. Те, кто с ним не согласен, в бюро надолго не задерживаются.

– Всё, коллеги. Больше новостей у меня нет. Работаем.

Трупы везли. Слишком много для одного не самого большого города. Что там у нас... Автодорожная травма плюс аборт в ходу. Причина смерти очевидна, но этот аборт в ходу отнюдь не первый, что я видела за последние дни. А были ли нормальные?

– Коллеги, – подала голос я. – Много ли беременных попало к вам на исследование за последние три дня?

– Хватило, – откликнулся шеф.

– Мне кажется, что во всех случаях был как минимум начавшийся аборт. Если не в ходу. – Я начала загибать пальцы, припоминая. – Да, так и есть. Все на ранних сроках, и везде плодное яйцо фактически отслоившееся.

– У меня были две на поздних сроках, – откликнулся Вадим. – Скоропостижные. Выглядела беременность без патологий, провести бы кесарево в первые минуты – может, и живых достали.

– И тут бы младенчикам и конец пришел, – вмешался другой коллега, – новорожденные ведь тоже все.

– Да кто его знает... Самопроизвольные аборты тоже встречались, но ты же знаешь, какой процент беременностей заканчивается выкидышем.

– Знаю, не срастаются у меня проценты.

– Мне тоже показалось, что многовато, – сказал шеф. – Но списал на свою мнительность. Хорошо, очевидно беременных, в том числе скоропостижных, обследуем особенно тщательно.

– Машка, я тебя убью, любопытная наша, – сказал Вадим.

– Руки коротки, – отмахнулась я. – Уж тебе-то сам бог велел полюбопытствовать, тоже мне, научный работник. Докторскую, глядишь, напишешь.

– Да мне мать эту докторскую знаешь куда засунет? – простонал он. – И так достала, что дома не появляюсь. Идея фикс у нее: мол, позавчерашнее повторится, и на этот раз я помру.

– Хватит, коллеги! Не так уж много у нас беременных, исследуем. Надо же разобраться, что за чертовщина происходит. И прекратите препираться, тоже мне, детский сад. Работаем до девяти вечера, там у всех свои дела. Пикетчики эти еще, на нервы действуют, заняться им больше нечем...

Вечером пикетирующих около морга не оказалось. То ли устали, то ли полиция разогнала – и черт с ними. Вадим посадил меня и еще двух коллег, потерявших близких, в свою машину и повез на кладбище. Шеф, как и обещал, с нами не напрашивался. Учитывая, что именно он каким-то чудом договорился с руководством кладбища, выбив и места для могил, и разрешение находиться на погосте в неурочное время, – странно требовать от пожилого человека еще и поработать лопатой за компанию. Каждый должен делать то, что умеет лучше всего. Шеф умеет решать проблемы.

Кладбище было относительно молодым – лет сорок, не больше. Не росло здесь вековых деревьев, не стояло покосившихся замшелых плит с ятями и фитами, не рассказывали легенд о здешних обитателях. От ворот расходились заасфальтированные дорожки, внутри чугунных оградок виднелись цветы и чахлые кустики, на площади у входа притулилась маленькая часовенка, чуть подальше – сторожка. Чинно и благостно, особенно в сумерках. Для полной картины романтического вечера только соловьев не хватало. И когда в лесу за кладбищенским забором таки защебетал соловей, я только удовлетворенно кивнула. Вот теперь все, как должно быть. А то напридумывают – призраки, упыри...

– Вот же, тут такое, а он заливается, – проворчал Вадим. – Как будто и не случилось ничего.

– И ни птица, ни ива слезы не прольет... – процитировала я. – У них самая пора.

Вадим постучал в двери домика, появившийся сторож окинул нас взглядом, задержался на мне.

– Явились все-таки. Я-то не поверил, что на ночь глядя подъедете.

– Днем работать надо, – сказал Вадим. – Покажешь, отец?

Конверт с деньгами перекочевал из рук в руки.

– Ну, пойдем. А ты, дочка, не боишься ночью, да на кладбище?

– Живых бояться надо, – я усмехнулась. – А мертвые не кусаются.

Похоже, ему не сказали, кто мы: подъедут, мол, четверо, покажи, где копать. Судебный медик, боящийся покойников, тем более давным-давно зарытых в землю, – смех, да и только. Впрочем, мне-то какое дело до мыслей сторожа – не споткнуться бы. Вадим молодец, прихватил фонарики. Лопата на плече, фонарь в руке – и никакие сумерки не страшны.

Идти пришлось долго. Закончилась старая, заросшая деревьями и облагороженная асфальтом часть кладбища, потянулись могилы последнего года-двух. Там, где камень плит не закрывал землю, виднелись цветы: белые лепестки, казалось, светились в полумраке. Не припомню, чтобы такие росли в нашей полосе – новомодный культурный сорт? Одно время, помнится, было модно высаживать тюльпаны, потом ландыши, потом ползучие многолетники, забыла, как их. Теперь, видимо, новое веяние.

А потом мы добрались до совсем свежих могил, и глазеть по сторонам расхотелось. Велика радость смотреть на бесконечные ряды неосевших холмиков и кое-как воткнутых в землю крестов, на нескончаемое поле, размеченное на ровные прямоугольники колышками и веревками, и разверстые ямы. И