Каурай. От заката до рассвета. Часть 2 - Александр Артемов

глухо ударилась о дерево и покатилась по столешнице, подметая крошки и огрызки пушистой бородой. Повернулась пару раз, как сдутый мяч, и уперлась стеклянными глазами прямо в Игриша. Орлиный нос был расквашен и свернут на бок.

— Вармей?! — вздохнул зал и отпрянул.

Ни шагу не сделали лишь трое — Гарон, Берс и Рюк. Последние двое были мрачнее тучи.

— Вот значит, как закончился земной путь Пятого мудреца, — поднял глаза Берс и смерил Гарона презрительным уколом. — Исподтишка…

— Он был уже стар. И бесполезен… — оскалил кривые зубы Гарон. — На обиды и поборы со стороны Шкуродера только все ниже и ниже склонял голову. Знался с ведьмами, привечал к себе чужаков. А когда мой брат был убит рукой чужака, Вармей пустился защищать его, а не право общины на возмездие. И спасся чужак ведьмовством, что стало последней каплей. И я решил, что старику пора на покой. Он не подчинился, посмел сопротивляться воле общины и был смещен. Теперь гуляй-городом руковожу я — барон Гарон.

Его слова встретил разгоряченный гул, в котором нельзя было разобрать ни слова. Игриш наконец протолкался к Милошу и принялся дергать его за плечо, но тот только хлопал глазами и мычал что-то.

— Милош… Милош, вставай, — горячо шептал мальчик в ухо Бесенку и пытался поднять его на ноги. — Нам пора, Милош!

— Куда?.. — спросил он, еле ворочая языком от изрядного подпития. — Мне и тут хорошо.

— Пошли, пошли, говорю… — шипел Игриш и силился содрать его с лавки, но тот заупрямился, схватившись обеими руками за столешницу.

— Ой, уйди, дурачина! — заворчал он на Игриша, но тот не отставал, чувствуя, что готовится нечто нехорошее.

Разгоряченные головы вокруг рычали громче, все неистовей доказывая свою правоту. Стол трещал от ударов, и голова Вармея, слегка подпрыгивая, каталась по нему то туда, то сюда, пока не свалилась вниз и не скрылась под сапогами атаманцев.

— Я выступаю “за” предложение Гарона! — хлопнул по столу кулаком Коляда. — Острог нужно брать как можно быстрее! Тем более нынче как раз подходящий случай.

— Ты про похороны панночки? Предлагаешь послать им венок?

— Дух Серго сломлен! — отмахнулся Коляда. — А дух его людей сломлен тем фактом, что панночка оказалась проклятой ведьмой и наводила страх на всю округу, как и ее трижды проклятый отец. И сдохла эта тварь, спутавшись с самим Сеншесом! И теперь округа разорена, вокруг ползают трупоеды, в лесу живут ведьмы, какой-то адский вервольф недавно полакомился потрохами Чубеца и его жинки.

— Не хватало нам вервольфов! — поддержали его атаманцы.

— Караваны с нашим хлебом и пушниной все идут в Фебор, под алчные ручищи Крустника. А он жаждет все больше для никому не нужной войны с Пхеи! Не пройдет и года, как его сапожищи застучат уже по нашим землям, и Шкуродер с удовольствием даст ему все до последней капли казацкой крови. И вот он даже призвал на помощь опричника, чтобы спасти свою черную душу от заслуженной кары.

— Ох, и низко пал пан Серго… — заохали атаманцы. — От попрания устоев и сношения с нечистым до сдачи вольностей Крустнику — один шаг!

— Верно! А что я вам говорил?! — торжествовал Коляда. — Шкуродер нынче слаб как никогда — они сами откроют ворота нам, стоит нам только подойти к Валашью. Не станут защищать эту мразь, которая отпевает останки ведьмы и платит колдуну-опричнику, чтобы он охранял его старые гнилые кости!

— Плохо же ты знаешь Валашье, Коляда, — вступил в спор Рюк, почесывая бороду. — У воеводы там сидят верные ему люди, которых он знатно подкормил за минувшие годы. Кречет предан ему поистине собачьей преданностью — он посадит на кол всякого, кто только помыслит пойти против их пана воеводы.

— Тебя встретят там только стрелы да колья, Коляда, — наседал на него Берс. — Да и еще этот опричник вволю помашет своим огромным мечом. Надо ждать…

— Я достаточно ждал! — прервал его неистовствующий Коляда. — Ждал тут, нюхал кошачью мочу, слушал россказни Баюна и ждал! Сидел в порубе и ждал! Бегал по лесам и ждал! Сек, резал и вешал всякую мелкую сволочь, вроде Ермея, пока вы тут болтали и пили не просыхая! Настал тот самый момент, когда мы можем выступить и сломать тиранию Шкуродера и Крустника, а следом возродить старые вольности Пограничья, и ты смеешь препятствовать нам в этом?!

— Нам?! — поднялся, сидевший напротив Рюк, подобный огромной черной горе. — Ты смеешь говорить за Братство? Что, уже почувствовал себя атаманам?!

— ДА! — выплюнул ему в лицо Коляда. — Мы нынче славно поколядуем на костях Шкуродера, и тебе, еб…ый предатель, не удастся нам помешать. Хай-хей, бей-режь, славное вольное Пограничье!

И с этим словами Коляда бросил обе руки к поясу и обнажил пару тесаков. Но Рюк оказался быстрее. Опережая его клич, толстяк распустил когти и полоснул разбойника по лицу. Тот взвыл и едва не загремел на землю. Однако умер отчего-то Рюк.

Игриш мог поклясться чем угодно, даже собственной головой — он видел как к жирному горлу Рюка тянулась бритва, внезапно возникшая у того из-за спины. Держала ее длинная кривая рука, заросшая черными, жесткими волосами. Держала легко и изящно, словно цирюльник, привыкший играючи обращаться с бритвами и чужими бородами.

Взмах! — и в бороде Рюка раскрылся второй рот. Кровь брызнула в лицо Коляде, не успел он оправиться от удара. Рюк схватился за вскрытое горло в тщетной попытке остановить кровотечение, как Коляда рубанул его наискось по животу. Берс с запозданием бросился убийце наперерез, но его встретил Гарон с обнаженным кинжалом. Они сцепились и повалились под ноги повскакивающих атаманцев.

Жуткий ор, визг и грохот сотряс землянку — грязно матерясь, атаманцы по головам бросились к стенам, нащупывая оружие и затравленно озираясь на соседей. Стол перевернулся и упал на бок, по полу заструилась горячая кровь, слышались влажные, чавкающие звуки с которыми сталь дырявит мягкую плоть. Пара человек опрометью кинулась во двор, кого-то начало надрывно рвать.

Игриш едва успел избежать участи попасть под сапог и нашел себя стоящим на цыпочках верхом на лавке. Отсюда он мог наблюдать всю картину в ее жуткой и драматичной мерзости.

Посередине возвышался Коляда с окровавленными тесаками в обеих руках: перед ним на полу в растекающейся алой луже барахтались трое из тех, кто бросились на выручку Рюку и попали под град стали. Берса подмял под себя Гарон — уперев лезвие кинжала тому прямо под дергающийся кадык, он держал вырывающегося атаманца прямо за чуб. Рюк же стоял на коленях, драл горло железными ногтями и поливал остальных кровью, не в силах перестать кашлять.