Шалом - Артур Клинов

Тьфу ты, черт! Наконец тронулись! Давай! Разгоняйся быстрей! Двигай цилиндрами, поршнями, колесами! Набирай скорость! Гони! Гони без оглядки – скорей на восток! Едем. Уже едем! Уже не догонят! Черт возьми, это паранойя! Самая настоящая паранойя! Приступ. Скоты, суки, падлы! Паранойя. Успокойся! Уже не догонят! Ты в безопасности! Ты уже едешь. Но еще есть граница! Могут ждать там! Франкфурт-на-Одере. А если там? Черт возьми! Рано я снял паранджу! Идиот! Как же я не подумал! Зачем я сейчас пошел в туалет и снял паранджу? Засунул ее в рюкзак. Может снова надеть? Нет. Здесь неудобно. Люди смотрят. Выйти в туалет? И вернуться назад в парандже? Кретинизм! Зачем ты снял паранджу? Но там будет граница. Проверка документов. Как объяснить пограничникам, что я в парандже? Сказать, что араб? Мусульманин? Мусульманин-гей? Пассивный гей-мусульманин? Мусульманский педераст? С белорусским паспортом. Да еще и в Шеломе! Кретин! Идиот!»

Поезд, тронувшийся минуту назад с перрона «Берлин-Остбанхов», набирал скорость в направлении Варшавы. Никогда еще Андрэ не покидал город в таком смятении духа. Мысли прямоугольными штампами отбивались в мозгу.

За окнами проплывал серый день. Город провожал его пасмурной неопределенностью, готовой разродиться долгим занудным дождем.

«Нет, в парандже нельзя! Это вызовет подозрения. Нельзя привлекать внимания. Надо быть незаметным. Как быть незаметным в Шеломе? Может, все-таки снять? Заткнись! Скорее, скорее на восток! Бежать. Бежать!

Какая дурацкая штука – жизнь. Еще вчера ты строил планы, но вдруг щелк – все переворачивается, и ты бежишь, бежишь, бежишь в неизвестность. Утром твоя жизнь была устроена и, казалось, известна на годы вперед, а днем все рушится. И ты не понимаешь, почему она, не предупреждая тебя, внезапно выбивает табуретку из-под ног. И вроде ты планы строил, а уже висишь на ниточке неопределенности, и ступни твоих ног покачиваются над землей.

Черт возьми, почему эти два поляка напротив так странно смотрят на меня? Ну конечно. Они думают, что я сумасшедший. Они видели, как я зашел в купе в парандже, а затем вышел в туалет и вернулся уже без нее. Но, может, я другой человек. А тот, первый, просто перепутал купе. Они же не видели лица, его закрывала сетка. Но они видели Шелом. Его шпиль торчал из-под черного балахона. Да, эта парочка точно знает, что это я. Ну и хрен с ними! Какое теперь это имеет значение. Они мне не опасны. Главное, чтобы те, другие, не узнали меня. Черт возьми, какой огромный город. Мы все едем… едем… едем… и никак не можем выехать из него.

Быстрее, быстрее разгоняйся! Давай, дорогой! Домой! На восток! А если они сообщили в полицию? Тогда все! Алее капут! Во Франкфурте уже будут ждать. У них нет моей фотографии. Но есть примета. Шелом. Да, они узнают меня по Шелому! Черт возьми! Что же делать? Снять его? Но нет, они не сообщат в полицию. Они не любят полицию. Они решают вопросы сами. Если б сообщили – меня б уже взяли. Суки, сами ж все заварили. Козлы! Главное – пересечь границу. За Одером я спасен. Сколько еще до границы? Около часа. Паранойя, мать вашу, паранойя.

Да, поляки смотрят на меня с опаской. Думают, что я буйный. Надо успокоиться. У меня гримаса на лице. Улыбнись им. Покажи, что ты дружелюбно настроен. Что ты не призрак войны. Вот так. Улыбку повеселей. Боже, они перепугались еще больше. Зубы. Да, зубы. Надо смыть эту чертову краску с зубов. Прямо сейчас встать, пойти в туалет и смыть. Потом вернуться и улыбнуться им еще раз. Надо заговорить с ними. Снять напряжение. Что бы такое сказать?»

– Шалом! Панове едут до Варшавы?

– Так. А пан?

– Тэж до Варшавы.

«Черт возьми! Что-то разговор не клеится. В купе опять напряженно. Надо немедленно пойти в туалет и смыть краску. Скоро Одер. Пограничникам тоже не понравятся мои зубы. Беззубый и в Шеломе. Подозрительно. Начнут проверять, рыться в рюкзаке. Найдут паранджу и сапог. Подумают, что я исламский террорист. Снимут с поезда для выяснений. Надо избавиться от паранджи. Выкинуть ее в окно? И сапог туда же? А если еще пригодятся? Если у них в Варшаве тоже есть свои люди? Да и жалко. Паранджу мне дала Ингрид. Единственный подарок, который от нее остался. А сапог мне не пришьют. Да, но он один. Подозрительно. Ничего. В худшем случае отвинтят каблук и посмотрят, что я там прячу. Жаль, с Ингрид уже, наверно, никогда не увидимся. Она даже не смогла проводить меня на вокзал. Это было рискованно. Вместе нас могли б вычислить. Обняла в подъезде Тахелеса. Поцеловала, накрыла лицо черной сеткой и сказала: "Прощай!”»

Взяв рюкзак, Андрэ вышел из купе. С опаской оглянувшись по сторонам, он направился в туалет. Зубы отмывались с трудом. Федор подкрашивал их нитроэмалью, поэтому необходим был растворитель. Он попробовал ободрать ее десятицентовой монетой. Кое-где краска поддалась, но вышло что-то непонятное, похожее то ли на зубную проказу, то ли на парадонтозную плесень.

«Проще снова покрасить их белым цветом. Ну, Федор, спасибо. Не догадался кинуть в рюкзак тюбик белил. Ладно, сделаю это в Варшаве, а пока буду серьезным. Постараюсь на границе без надобности зубы не скалить».

Андрэ вернулся в купе. Попутчики молча читали газеты. Взяв какую-то лежащую рядом газету, он сделал вид, что тоже читает.

«Да, это правильная идея! Почему сразу не подумал? Все шпионы в фильмах прикрываются газетами. На границе уткнусь в нее и сделаю вид, что мне все пофиг. Только надо повыше держать, чтобы шпиль не торчал. Неплохо было б еще два отверстия для глаз сделать, чтобы видеть, что в купе происходит. Хорошая мысль!»

Он достал из рюкзака ножик и, прорезав две дырки, снова поднес газету к лицу. Сквозь проделанные глазки Андрэ увидел, как два пана напротив в недоумении переглянулись и с тревогой посмотрели на него. «Черт, заметили!» – с досадой подумал Андрэ и неожиданно спросил:

– Панове, у вас нема тюбика белил? А то зубы шелушатся, надо бы подкрасить.

«Они думают, что я псих. Надо подыграть – пусть так считают. Для конспирации это даже лучше».

Панове опять молча переглянулись и, ответив «нема», снова уставились в свои газеты.

«Подъезжаем. Уже Франкфурт. Скоро будет вокзал и проверка документов. А если все-таки сообщили? Представляю, как пограничники обрадуются, увидев меня. Вызовут полицию, и прощай фатерлянд. Надолго. А если не сообщили, но сами ждут на перроне. Зайдут в поезд и пойдут искать по вагонам. Заглянут в купе – и… О! Какая встреча! Вот ты где, наш дорогой хер! А мы тебя давно ждем! Все ноги обегали! Ну, хорошо, и что они сделают? Начнут бить прямо в вагоне? При свидетелях? Представляю, как перепугаются эти поляки. Нет, все-таки, наверное, попробуют вытащить из поезда. Надо предупредить этих панов, чтобы тогда сразу вызывали полицию. Тогда уж лучше в полицию. Как бы это им объяснить? Они и так считают меня ненормальным. Подумают, что это бред. Это и есть бред – параноидальный бред! Паранойя, мать вашу, паранойя! Успокойся! Читай газету!»

– Пшепрашам, вы не могли бы, если меня будут вытаскивать из вагона, вызвать полицию.

– Пану кто-то угрожает?

– Нет, нет, с чего вы взяли. Это я так, на всякий случай. Люблю подстраховаться от любой неожиданности.