Русская община и коммунизм - Жак Каммат

вычеркнуть из урока. Если учесть весомость общинного феномена, было бы совершенно неадекватным сравнивать русскую революцию с революциями 1789-84, 1848-49, или 1871 годов, как это делал Ленин, вслед за Энгельсом. Разумеется, общие черты присутствуют, но измерение скачка через КСП всегда отсутствовало в перспективе и возможностях этих революций. Эта перспектива и возможность поддерживали весь революционный процесс.

Русская революция воспользовалась капиталистическим способом производства, а КСП воспользовался СССР. Это уже происходило в России 19-го века:

" Русская дипломатия не только без вреда, но и с прямой выгодой для себя выдержала уже так много западноевропейских революций, что, когда разразилась февральская революция 1848 г., она могла приветствовать это как чрезвычайно благоприятное для нее событие". («Внешняя политика русского царизма», Маркс и Энгельс, ПСС, т.22)

Россия помогла Англии стать ведущей капиталистической державой в восемнадцатом и девятнадцатом веках, поддерживая европейское status quo, особенно после 1848-го, она помогла реализации формального господства капитала. СССР стал партнёром США в двадцатом веке и помог последним обрести глобальное превосходство. Но это одновременно облегчило реализацию реального господства капитала над обществом25. Две великие революции, во Франции и Китае, сразу поставили под вопрос этот зловещий альянс. В обоих случаях шок был преодолён, и теперь можно говорить об интегрированности Китая в общность капитала, чьё реальное господство прививается китайскому обществу.

Обе революции потерпели поражение. Поражение воплотилось в уничтожении немецкого пролетариата, которого так опасался Маркс. Но это сделал не царизм, а юный советский капитализм, поддержав этим реализацию реального господства капитала над обществом во всём мире.

Окончательным результатом стало омоложение капитала потому что, в конечном итоге, он обрёл выгоду из молодых сил человечества, т.е. из стран, где не ещё преобладало развитие меновой стоимости. Собственное движение капитала разрешило вопрос, который Маркс задавал Энгельсу в своём письме от 1858-го. Но восстание масс, которые едва вышли из общинности, или отделились от неё, так сильно повлияло на развитие человечества, что здесь мы снова сталкиваемся с дебатами между народниками и марксистами по поводу разрешения вопросов, поднятых из-за возникновения капитала в таких регионах, в связи с попытками избежать западного пути. Разумеется, происходило очень быстрое развитие и то, что проявилось двадцать лет назад, было в большой мере преодолено капиталом, потому что сам капитал извлёк уроки из развития западного "пути". Японцы не уничтожили свои старые человеческие взаимоотношения, и смогли привить капиталистический способ производства феодальному обществу, которое ещё не полностью расслоилось. Поэтому в формировании пролетариата как класса там были ограничения из-за того, что не произошло разрыва со старыми установками. Примитивное накопление западным методом было невозможным в Китае, потому что экспроприация крестьян создала бы полный хаос при огромном количестве населения. Кроме того, капитал использовал общинный феномен, чтобы воспрепятствовать автономизации рабочего класса. Так произошло в Южной Африке, где чёрный пролетариат был поглощён старой общиной, к которой он возвращается после нескольких лет в городе, притом, что община остаётся резервной зоной капитала. Наконец, существуют регионы с климатическими трудностями, в которых капитал смог утвердиться исключительно благодаря общинному феномену. Примером этого является кибуц в Израиле, но это также происходит в Анголе, как произошло в Заире под бельгийцами. В целом, капитал, достигнув уровня материальной общности, уже не нуждается в полном расслоении социальных взаимоотношений для своего господства. Более того, их расслоение не позволило бы капиталу утвердиться, потому что ему нужны люди, способные выживать, а в некоторых частях мира только общинное поведение является жизнеспособным и эффективным.

О подъёме России можно сделать ещё одно утверждение, ставшее общим для всех стран, в которых произошла капиталистическая революция после 1917 – либерализм и демократия не могут процветать там. Там могут существовать или коммунистические формы, или деспотизм. Некоторые народники вполне отчетливо осознавали это. В этих странах может быть лишь инфляция государства, принимающая гротескные аспекты в некоторых африканских странах.

Здесь мы опять можем отметить теоретические блуждания Ленина и большевиков: их защиту демократии и желание установить пролетарскую демократию. Все дебаты между ними и социал-демократами (особенно с Каутским и Бауэром) были одним большим quid pro quo. Последние называли большевиков недемократичными; большевики отвечали, что реализуют демократию, не чистую демократию, но истинную демократию: демократию для огромного большинства. Но это было невозможно в России, поскольку эта страна могла пойти или намного дальше демократии, или породить деспотизм, учитывая её социально-исторический характер. Это способствовало позициям социал-демократов, к тому же диктатура пролетариата была быстро сведена к диктатуре партии и государства. Защита демократии на Западе могла быть только защитой капитала, но большевики не могли заявлять об этом теоретически и практически, потому что пропагандировали и прославляли революционный парламентаризм. Возможно, один лишь Бордига занял революционную позицию: полное отрицание демократии26, но с учётом его позиций по русской революции и Коммунистическому Интернационалу, его бунт был быстро абсорбирован. Революционеры действовали на уровне ниже исторического потенциала. Если "слова преобладали над содержанием" в 1848-м, как говорил Маркс, то после 1917-го на Западе, слова маскировали неспособность понять содержание.

Вкратце можно сказать, что именно в период 1848-1917 гг. (следует также помнить о других попытках омолаживания, таких как китайская революция, которая произошла в вышеозначенный период) пролетарская революция во время формального господства капитала над обществом была в основном классовой, поскольку пролетариат должен был уничтожить буржуазное государство, самоучредившись как правящий класс, но также потому что ему нужно было распространить своё собственное положение на всё общество для того чтобы позволить осуществиться росту производительных сил, как фундаментальному условию для достижения коммунизма. Здесь мы обнаруживаем революционный реформизм Маркса и связанную с ним идею, что как только будет завоёвана власть, можно будет осуществлять реформы в экономическом аппарате и принимать законы в пользу пролетарского класса, например, о сокращении рабочего дня:

"Сокращение рабочего дня — основное условие [социализма]".27

Это обусловило существование пост-капиталистических стадий до чистого коммунизма. Должна была быть применена также косвенная тактика, притом, что определённое развитие производительных сил было необходимо, так же, как и достаточно развитый пролетариат. Надо было бороться против врагов капитала или оказывать давление на капитал через посредничество государства в целях улучшения положения пролетариата, но также ради развития капитала (см. «Капитал» т. I, 10 глава. `Рабочий день'). Когда Маркс описывал inter alia феноменологию капитала, он также отстаивал теорию роста. Очевидно, он хотел понять развитие капитала, и не только для того, чтобы описать способ его уничтожения (анализ Маркса – это некролог, как говорил Бордига), но также, чтобы продолжать движение вперёд без меновой стоимости, порождающей и развивающей капитал, особенно в странах, где КСП был развит слабо или только должен был