Тайная история Леонардо да Винчи - Джек Данн

Окровавленная кисть упала рядом с Никколо.

Охранник, толкнувший мальчика, рванулся к нему; Леонардо, отвердев лицом и выхватив кинжал, преградил ему путь:

— Еще шаг, ублюдок, и останешься скопцом!

— Простите, господин, у меня и в мыслях не было причинять худое. Я всего только хотел поднять жидовскую руку.

Человек был ростом примерно с Леонардо, но с рыжими волосами и бородой, которой его лицо заросло до самых глаз, темных и пронзительных. На нем была шерстяная шапка, простая, но чистая куртка, узкие, украшенные лентами лосины и гульфик. Он глянул на юного Макиавелли и добавил:

— И вашему юному другу я тоже зла не желал, господин. Извиняюсь, что был груб, когда он на меня налетел, но я защищал мою хозяйку, мадонну Сансони.

— От ребенка?

Охранник пожал плечами.

— Можно мне пройти?

Леонардо отступил. Охранник поднял окровавленную, но бледную, как из сырого теста, кисть и завернул ее в сатиновый платок.

— Зачем твоей хозяйке эта штука? — спросил Леонардо.

— Ежели она ее сохранит, вонючая душа того подонка даже до чистилища не доберется. Застрянет здесь.

Он поднял сверток, а потом унес замотанную в сатин руку «ebreo», и толпа вновь прихлынула.

— Доведет их эта рука до беды, — сказал Леонардо друзьям.

И верно, охранники мадонны Сансони уже покрикивали и отмахивались от любопытных, которые хотели силой завладеть отрубленной кистью — теперь, когда она превратилась в безобидный сверток.

Отрубленная рука деревенского мальчишки обрела вдруг неслыханную ценность.

Махнув рукой Зороастро и Бенедетто, Леонардо поволок Никколо долой с площади. Они остановились только тогда, когда оказались на безопасном расстоянии, в конце узенькой виа деи Серви. Глухие темные стены ограждали улочку, а собор со своим куполом вздымался над домами мраморной горой.

— Если вы не против, — сказал Леонардо Зороастро и Бенедетто Деи, — нам с Сандро нужно кое-что обсудить. Мы встретимся попозже, если захотите.

— Я, точнее сказать, мы собирались встретиться с Франческо, Аталанте, Лоренцо ди Креди и Бартоломео ди Паскуино, златокузнецом, на Понте Веккио после шествия; но сейчас уже очень поздно. Я не уверен, что еще застану их там, — сказал Бенедетто.

Он был очень высок, худ, с густыми золотисто-каштановыми волосами, что выбивались из-под красной шляпы. Его широко поставленные глаза смотрели сонно, скулы были высокими, губы — полными, слегка надутыми.

— Твой беспокойный приятель Нери обещал нам какой-то сюрприз, какой-то праздник с Симонеттой.

— И что это может быть? — откровенно заинтересовался Сандро.

— Больше я ничего не знаю, — ответил Бенедетто. — Он был очень скрытен, но… — он повернулся к Леонардо, — мы можем пойти вперед и все выяснить. Может, только оставим твоего ученика Макиавелли подождать тебя снаружи.

Как ни хотелось Сандро разузнать побольше о том, что касается Симонетты, он сказал:

— Идите, а мы с Леонардо заодно и поговорим по дороге… и вряд ли придем намного позже вас. Нам просто нужно ненадолго остаться вдвоем.

— Я не хочу оставлять Никколо одного, — настойчиво проговорил Леонардо. — Он не будет стоять один на Понте Веккио.

— Здесь безопасно, — заметил Зороастро.

— Сейчас нигде не безопасно.

— Тогда оставим на посту Зороастро, — с улыбкой предложил Бенедетто.

Зороастро скорчил ему рожу.

Но Никколо колебался; у него не было ни малейшей охоты идти с Бенедетто и Зороастро.

— Никколо?.. — спросил Сандро.

Макиавелли придвинулся к Леонардо:

— Мастер, можно пойти с тобой?

Леонардо взглянул на него, увидел, что мальчик расстроен, и кивнул. Сандро промолчал, хоть и видно было, что удивился.

«Никколо не поймет большей части того, о чем пойдет речь, — сказал себе Леонардо, — а то, чего не понимают, не превращается в сплетни». Он был уверен в этом мальчике, а ведь Леонардо, которого его учитель Тосканелли частенько укорял за склонность к высокомерию, считал себя непревзойденным знатоком характеров. Но что значило куда больше, Леонардо понял, что нуждается в обществе Никколо.

Зороастро и Бенедетто отправились вперед. Распевая и выкрикивая всем известные строчки Саккети: «Пусть все поют о радости; погибель тем, кто не поет!», они шагали развязно и важно, будто вся улица принадлежала им.

— Твой приятель Зороастро, похоже, не сочувствует твоим проблемам, — заметил Сандро.

— Пора бы тебе его знать, — отозвался Леонардо. — Уж так он устроен. Ведет он себя странно, хотя с паршивой овцы хоть шерсти клок. Он, как мог, помогал мне искать тебя и Джиневру.

— По-моему, он мерзавец.

Леонардо растянул губы в подобии улыбки.

— Но он настоящий фокусник и к тому же одаренный механик.

— Так теперь, значит, характер определяется склонностью к механике!

Никколо шел совсем рядом с Леонардо, но, казалось, целиком ушел в свои мысли. Леонардо похлопал мальчика по плечу и надтреснутым голосом сказал Сандро:

— Я так тревожусь и боюсь за Джиневру, что попросту заболеваю. Что происходит? Как она могла? Такой поворот! Она любит меня, и все же… Ты провел с ней весь вечер, ты ее поверенный…

— Как и твой.

— Так объясни мне!

Теперь, выговорившись наконец, Леонардо чувствовал ту же абсолютную пустоту, что и в детстве. Он подумал о Катерине, своей матери. Как хотелось ему вернуться в Винчи, увидеть ее и ее добряка мужа Ачатабриггу!

— Ты знаешь столько же, сколько я, друг мой, — терпеливо сказал Боттичелли. — Джиневра в безвыходном положении. Тебе ничем не помешать ее скорой свадьбе. Она попалась в собственную ловушку.

— Но она не должна была попадаться!

— Если она оставит Николини, он уничтожит ее семью — просто для того, чтобы спасти свою честь. У него, знаешь ли, не будет выбора.

— Чушь!

— Леонардо, будь же разумен, — расстроенно сказал Сандро. — Джиневра должна выйти за этого человека.

— Ни за что!

— Николини полностью обыграл тебя, Леонардо. Что ты можешь? Если она пойдет против него, он опозорит и погубит ее семью. Ты же не допустишь этого — ее отец твой друг.

— Поэтому он прислушается ко мне. Наверняка есть другой путь. Николини не единственный богач во Флоренции.

Боттичелли помолчал, потом встретился взглядом с Никколо — и это было так, словно оба они понимали нечто недоступное Леонардо.

— Америго де Бенчи не станет да и не сможет слушать тебя, — сказал Сандро. — Джиневра всегда гордилась своей честностью, а ты обвинишь ее во лжи? Точно так же ты мог бы сказать ее отцу, что она шлюха.