Красный рок - Борис Евсеев

«Богатырей», кстати, одно качество объединяло несомненно: вопреки тому, как выглядели они в реальной жизни, сюда, в сад, все трое являлись страшно худосочными, словно кто-то их выпил или высосал.

– Шкуры барабанные! – негодовал Ходынин. – Шкуры, а туда же, в богатыри лезут!

О тех же, кто предшествовал «шкурам», думал он наоборот, аккуратно, бархатно: «Фигуранты и пострадавшие».

Значительно реже пролетали фигуры дальние, исторические: какой-то иноземец в пышных, но разодранных сверху донизу кружевных одеждах. Василий Третий, седобородый, спокойный. Все тот же Иван Никитич Беклемишев-Берсень временами мелькал…

– Сейчас еще тройка заявится: Кадаффи, Лукашенко и этот… как его… Калугин, что ли? – прогнозировал негромко подхорунжий.

Но такой прогноз не сбывался. Названные лица в сад не являлись.

Зато появился очень подвижный, до дна прозрачный, сразу и навсегда к себе располагающий сгусток ВВП.

Чуть поеживаясь от садового ветра, ВВП подходил к некоторым из «фигурантов», а затем и к «барабанным шкурам», о чем-то с ними беседовал.

Слов с Беклемишевской башни ни по движениям губ, ни на слух (несмотря на уловитель звуков и очки ночного ви́дения) разобрать почти не удавалось. Было, однако, заметно: никто ВВП не отвечает! Не ответили даже тогда, когда Владимир Владимирович опустился перед самым крупным сгустком на одно колено.

– Это уж слишком, – негодовал Ходынин. – Здесь сад реальный, а не какой-нибудь Небесный! Отвечать надо, когда тебя спрашивают! Чего выеживаться! – резко выкрикивал в темноту, а потом, словно от зубной боли, морщился подхорунжий. И при этом страшно жалел, что нет у него на плече пустынного канюка: тот бы достоверность «барабанных шкур» и «фигурантов» враз проверил!

Исчезали сгустки всегда внезапно. Как потом подхорунжий ни всматривался – на деревьях сада оставались на короткое время висеть одни лишь бесстыдно отказавшиеся от теплой человеческой плоти «барабанные шкуры».

– Что за ересь такая в Московском Кремле? На фиг нам тут «барабанные шкуры»? Висели бы у себя, в Охотном, натягивались там на что попало! К шкуре ума ведь не пришьешь!

Впрочем, ВВП, видимо, имея по этому вопросу другое мнение, бережно вокруг деревьев ходил, шкуры барабанные с веток по очереди сдергивал, нежно их перетряхивал, сладко-вонючим тальком из коробочки присыпал, в глазки стекленеющие сочувственно смотрел.

Некоторые из шкур складывались про запас стопками. Другие, хорошенько встряхнув, оставляли висеть на ветках.

«Шкуры» висели тихо, смирно.

Только раз одна из «шкур», слетев с ветки, разостлалась на земле и завопила:

– Верните сей же час моё человеческое обличье! Кости, кости мои – верните!

– Вернем, обязательно вернем! – чутко отзывался ВВ.

И при этом все так же радостно, хотя немного и тише (эти слова ходынинский прибор уловил мигом) приговаривал:

– С одного вола – двух шкур не дерут!

«С одного вол-а-а… Двух шку-у-у-р…»

«С одного-о – дву-ух…» – эхом разносились непривычные слова по Тайницкому ночному саду.

Старший лейтенант Рокош давно мечтал занять место Ходынина.

Сам Рокош трудился не в Кремле, а около: в ближайшем РОВД. Но кой-кого из кремлевской охраны знал преотлично.

В Кремль ему хотелось давно и страстно. Тренировать птиц! По нынешним временам о лучшем нельзя было и мечтать. Дела – никакого. Свисти себе и свисти. Свистнул раз – птичка прилетела. Свистнул два – птичка улетела. Лафа!

«Лучше оно и проще с птицами, чем с людишками. Людишкам теперь, сколько ни свисти – ноль внимания, фунт презрения. Привыкли, маралы, к легкому поведению!»

Раньше «двинуть» Ходынина с места казалось невозможным. Теперь – могло получиться!

Старлей Рокош был потомственный милиционер из Подмосковья. На кличку Венгр обижался смертельно. Ни к каким венграм, ни с какого боку он иметь отношения не желал. Но и фамилию свою (как уверяли отец и дед: чисто русскую) объяснить толком не мог.

Рокош доложил важному кремлевскому знакомцу: подполковник Ходынин увлекся рок-музыкой и запустил тренировку ястребов. А пустынный канюк (который, правду сказать, был приобретен Ходыниным из личных средств) – тот по недосмотру вообще пропал.

«… Из-за всех этих упущений на дорожках, открытых для посетителей кремлевских территорий, как и на дорожках территорий, для посещений закрытых, и появилась уйма мертвых птиц. Пример небрежения, показанный подполковником Ходыниным, – плохо влияет на подчиненных, – не упустил важной черточки старлей. – И, наконец, – сообщал Рокош, – по некоторым сведениям, именно Ходынин подговорил артиста Пигусова аллегорически, в виде Наполеона Бонапарта, явиться Кремлю. Но ведь дурной пример заразителен! И теперь подобные «явления» – не Пигусов, так другой актер найдется – могут стать постоянными».

Но и это, по словам старшего лейтенанта, было не все. Слышал он и вовсе крамольные ходынинские слова!

Якобы сказал подполковник в рок-харчевне хозяину:

– Что наш мелкий театр на мелких сценах! Что бздюхливый Наполеончик с малахольными пресс-релизами про пожары! Не дома – души многих и многих жителей Москвы и России сожжены сегодня дотла…

На прямой вопрос: «Кто души сжег?» подполковник Ходынин ответил:

– Время и новые общественные отношения.

Многое из сказанного знали и без всякого Рокоша.

Однако несмотря на это доклад старшего лейтенанта был выслушан благожелательно и передан по команде выше. Правда, никаких действий по докладу пока не просматривалось.

– «Рочий рык!» Или, если вам так привычней, – титановый рок! – объявил Витя и колобком скатился со сцены в зал.

После трех испытательных вечеров Витю взяли-таки в штат кабачка: объявлялой.

Так в трудовую книжку ему и записали: рок-объявляла, а в скобках для ясности добавили (ведущий вечеров и концертов). И хотя первый вечер прошел не вполне удачно, два последующих сильно поправили дело.

А тогда, в первый вечер, объявив очередную группу, обозначив ее рок-устремления и черты стиля, Витя расслабился. И вышла неприятность.

Группа – плоховатая, рэпперская, запела совсем не то, что значилось в программе:

Мы кидалты из подвала,

Всех вас выкинем из зала.

Витя испуганно взмахнул руками, умоляюще приложил ладошку ко рту.

Но песня продолжилась:

Мы кидалты, мы пилоты,

Не какие-то задроты…

Мы обречены —

Снять стране штаны…

Снимать штаны рэперы стали не стране, а друг другу. Под музыку сиротливого клавишника не затруднились показать исподнее…