Победа для Александры - Надежда Семенова

Саша поглядела на их лица, разгоряченные то ли беседой, то ли горячим, нестерпимо сладким чаем, каким обычно поила гостей радушная Сулима. И на этот раз диспозиция выглядела по-новому.

Две подруги приняли свой обычный вид. Галина напоминала крестьянскую девушку, втиснувшую в узкий корсет свои упругие обильные телеса. Сквозь бархатистую тональную пудру, обильно наложенную на лицо, просвечивал неукротимый наливной румянец. Никакие усилия не смогли придать ее южному выговору требуемую тональность, и в нем ликующе переливались спелые, ласкающие слух звуки. Она все еще томно шевелила плечами, слишком могучими для такого жеста. Складывала руки, красивые, но чуть великоватые, в изящный по задумке замочек, но выходило тяжело и напоминало солидный амбарный замок. Она улыбалась во весь рот, позабыв сложить губы в брезгливую гримаску, и как две капли воды походила на лукавую кустодиевскую купчиху. В ее глазах плескался огонь, а в усмешливых уголках губ таилось сладкое обещание.

Напротив нее Сулима. В почти черных глазах арабки таился темный страх, немая готовность пасть под градом камней, пущенных меткой рукой единоверцев. Мусульманская вера строга к женщинам, и Сулима знала это не понаслышке. Старшая сестра, красавица Зульфия, любимица отца, не переступала порога родного дома с тех пор, как стало известно о ее преступной связи с чернокожим марокканцем. Зульфия как будто умерла для семьи, перестала существовать. Было строго запрещено упоминать ее имя, а в душе Сулимы поселился тайный страх. Черный любовник, с глянцевой кожей, жадным красным ртом и… огромным, чудовищно огромным членом. Он приходил в ее сны и стоял в темном углу, призывая ее к себе утробными звериными звуками. Сулима кричала… и просыпалась. Над ней склонялась Саша в ситцевой ночной рубашке и участливо спрашивала:

— Опять кошмары?

Сулима облизывала пересохшие губы и садилась на кровати, тревожно вглядываясь в темноту. Самое ужасное состояло в том, что богобоязненная Сулима оказывалась одна-одинешенька перед лицом искушения, не в силах освободиться от грязных, преисполненных неясного, преступного томления снов. Разве можно было с этим обратиться за успокоением к великому и милосердному? Нет, нельзя признаваться никому, а особенно тому, кто близок к Аллаху! Девушка представляла мамино лицо, бескровные темные губы, шевелящиеся в молитве, и молча обливалась безнадежными тихими слезами…

Галя и Сулима сидели за столом, сблизившись головами, щеки их пылали, а в лицах трепетало притворное негодование, сквозь которое пробивался… жгучий интерес.

Саша задумалась. Сколько же молодых людей разных национальностей, рас, исповедующих разные религии, имеющих противоположные убеждения, живут и учатся только в одном Петербурге, не подозревая, что существует одна общая черта, один признак, который объединяет их всех. И Галя, и Сулима едины во мнении, что эта особенность является самой важной. Все эти люди — чужаки!

Мужчина другого внешнего вида, разреза глаз, цвета кожи — это чужак. Потенциальный враг, носитель чего-то чуждого, непонятного и… запретного. Саша усмехнулась. Старая поговорка про запретный плод красноречиво светилась в растревоженных девичьих лицах.

Раздался сильный стук в дверь. Три длинных, два коротких, пауза и снова три длинных и два коротких. Костя! Саша понеслась к двери, разрывая плечами липкую паутину размышлений. На пороге возникла крепкая фигура. Константин стоял небрежно привалившись плечом к косяку, засунув обе руки в карманы. Светловолосый, с крепким, коротко остриженным затылком. Упрямые сероголубые глаза, слегка кривоватый, типично боксерский нос. Константин повел плечами в сторону девчонок, буркнул:

— Здрасте! — и заулыбался всем лицом навстречу Саше. — Привет, Шуркин!

Сулима стыдливо занавесила глаза длинными ресницами и робко кивнула, зато Галина расправила плечи и нацелилась левой грудью в сторону привлекательного незнакомца. В ее голосе зажурчали игривые нотки.

— Проходите, молодой человек, не стесняйтесь!

— Спасибо, девчонки, мы торопимся! — Константин не отводил глаз от Саши. — Ты готова?

Он оглядел Сашу, по-собачьи поворачивая голову на крепкой шее. Когда внимательный взгляд достиг уровня оголенных Сашиных коленок, на его щеках заиграл нежный румянец, который очень ему шел, придавая что-то детское.

— Ты, того, одевайся потеплее, я тебя внизу подожду. — Костя, не глядя, улыбнулся в сторону Гали и Сулимы. — Пока, девчонки!

— Пока-пока, — разочарованно проговорила Галка.

— До сбидания! — пробормотала Сулима, метнула в сторону светлокожего здоровяка быстрый взгляд и покраснела.

Костя чуть задержался на пороге, снова одарил Сашу сияющим взглядом:

— Пацаны в машине сидят. Давай по-быстрому, ага?

Едва за Константином закрылась дверь, Галя приступила к расспросам:

— Кто такой? Куда это вы собираетесь? Что за пацаны такие на колесах?

Саша поглядела в озадаченное Галино лицо, нетерпеливо подрагивающие от любопытства ноздри и от души рассмеялась, радуясь перспективе вырваться из напудренной, душной, томной атмосферы в мир простых отношений.

— Пацаны — спортсмены из Лесгафта, Костины друзья. Сегодня у него бой. Познакомились мы недавно. Я осталась на стадионе после физкультуры, чтобы размяться, а у них там тренировка была, или что-то вроде того. — Саша весело подмигнула Гале лукавым голубым глазом: — Хочешь, возьму тебя с собой, когда поеду в следующий раз на стадион?

Галина разочарованно вздохнула:

— Ну что ты, дорогая, мышцы меня не интересуют. Мне нравятся умные мужчины.

Саша пожала плечами:

— Спортсмены — не означает тупые!

— Конечно, — Галка ехидно вздернула аккуратно выщипанные брови, — особенно умными они становятся после того, как их лупят по голове! Посмотри на Мохаммеда Али, ты видела, как у него руки и голова трясутся? А какой у него взгляд? Ну просто кладезь ума!

Саша внимательно поглядела на Галю. В сказанном был определенный смысл, но что-то внутри мешало согласиться.

Запах. У каждого места есть свой собственный запах, так сказала бы любая собака. Человеческий нос не так чувствителен, как собачий, некоторые запахи попросту ускользают от нашего восприятия, но даже среди доступных мы выделяем особые, не обязательно самые сильные или ароматные.

Запах реки, с ним были связаны Сашины детские воспоминания — чувство покоя и медленного ожидания. Время сливалось с плеском волн и стучалось в уши. Оно текло, как река, обтачивая валуны маленьких проблем. Ничтожные, они смывались, как след от босых ног на твердой кромке песка вдоль границы воды и земли. Река всегда нарушала эту границу, озорно забегая на прибрежный песок, облизывая мокрым языком подол платьица, стремясь проникнуть в каждую твою клеточку.

Кроме запаха реки в Сашиной памяти жил запах… солнца. Вернее, сухой травы, изнемогающей под яркими лучами, ощущение горячего дрожащего воздуха, искажающего действительность. Долгожданное солнце поначалу радовало озябшие за зиму тела и души, но затем понемногу, минута за минутой, час за часом, оно превращалось в диктатора с искаженным от ярости желтым лицом. Его гневные жаркие лучи проникали повсюду, опаляя кожу и обесцвечивая доверчиво склоненные цветочные и детские головки. Ото всего вокруг шел запах. Непередаваемый запах высушенного, стерильного, вывернутого наизнанку мира.